Лилия Батршина - Глаз дракона
— Вот я и дома, — наконец произнесла Лада, увидев издалека свою калитку. Повернулась к Сонэру. — Спасибо, что проводил.
— Не за что, — едва заметно улыбнулся он. — До свидания.
— Пока, — улыбнулась она в ответ и весело пошла дальше.
Сонэр еще некоторое время смотрел ей вслед взглядом прищуренных в раздумье глаз. Он смотрел до тех пор, пока не отметил про себя калитку, в которую вошла девушка, проследил, как в доме зажегся, а через некоторое время погас огонек, после чего чему-то сам себе усмехнулся и, развернувшись, отправился обратно к развилке.
На следующий день Лада поднялась рано и сразу принялась за уборку: брат с сестрой поручили ей присматривать за домом, а это значило, что к их приезду в доме должен был быть идеальный порядок. Нигде не должно было быть ни единой пылинки, стекла должны были быть вымыты, все расставлено по местам, все аккуратно сложено, как для праздника, иначе ей бы попало. Лада это знала, поэтому старалась вовсю, то и дело бегала за водой к колодцу, перевернула весь дом с ног на голову, вычищая и отмывая даже самые далекие и скрытые от глаз места, потом принялась его переворачивать обратно, также не забывая все вычищать. Она в очередной раз вытаскивала ведро из колодца, когда вдруг у ограды послышался конский шаг и мужской голос окликнул:
— Не дашь ли воды испить, девушка?
Лада оглянулась, прикрыв от солнца глаза рукой, и узнала вчерашнего путника. Она невольно улыбнулась: почему-то ее обрадовало его появление.
— Конечно, — Лада сбегала в дом, принесла кружку и перенесла ведро к ограде. Сонэр спрыгнул с коня и принял кружку из ее рук. Он пил жадно, чуть ли не захлебываясь, из чего Лада сделала вывод, что он и впрямь очень сильно хотел пить, а приняв во внимание мокрые от пота волосы и часто ходившие бока коня, она поняла, что они оба пережили какую-то бешеную скачку. Неудивительно, что, выпив одну кружку, Сонэр попросил вторую.
— Вода у вас — точно зимнее солнце пьешь, — наконец произнес он, улыбнувшись. — Холодная, но яркая, до костей пробирает.
— Здесь родник недалеко, — смущенно улыбнулась в ответ Лада. «Как зимнее солнце… — подумала она. — Надо же… А ведь и впрямь…» Девушка покачала головой. — Красиво ты говоришь.
— Просто говорю то, что чувствую, — пожал плечами Сонэр и облокотился на ограду. — Каждый человек чувствует, но не каждый может описать. Мне иногда это удается, иногда нет.
— Бывают такие чувства, которые никакой язык не опишет, каким бы умелым он ни был, — возразила Лада.
— Какие же? — поинтересовался Сонэр. В его глазах светился действительный интерес, поэтому Лада ответила:
— Например, жизнь, — она кивнула, услышав, как задумчиво хмыкнул Сонэр. — Да, жизнь. Жизнь — это же тоже чувство, самое, пожалуй, длинное чувство из всех. Только как его объяснишь? Как опишешь? С чем сравнишь? Жизнь — это то чувство, с которым можно сравнивать, но которое ни с чем сравнить нельзя.
— А разве жизнь нельзя сравнить с любовью? — задумчиво спросил Сонэр. Лада вздрогнула и глянула на него. Он был очень задумчив и явно ждал ответа от нее, хотел узнать именно ее мнение. Лада неуверенно повела плечами.
— Говорят, что любовь — это целая жизнь, — произнесла она. — Но жизнь и любовь… Любовь — это чувство, о котором можно говорить, лишь его испытав. Я о ней знаю только из разговоров людей и не думаю, что могу ее с чем-то сравнить.
— Но любовь бывает разная, — возразил в свою очередь Сонэр. — Можно ведь любить, как любит муж жену, или так, как любит сын отца. Это ведь тоже любовь. О ней может говорить каждый.
— Ты прав, но… — Лада сдвинула брови, подбирая слова. Пальцы ее в задумчивости затеребили кончик косы, разделили его на три тоненькие пряди, заплели, потом заново распустили. — Любовь к отцу — это любовь цветка к солнцу, любовь к брату — любовь двух травинок, выросших от одного корня. А любовь к мужу… Этого я пока не знаю. Видишь, любовь можно сравнить только с любовью, как жизнь можно сравнить только с жизнью.
— Наверное, любовь и жизнь — это одно и то же, — Сонэр посмотрел ей в глаза. Лада согласно кивнула:
— Может быть, ты прав, — она помолчала, потом забрала у него кружку и глянула на коня. Будто очнувшись, улыбнулась и сказала: — Может, тебе и коня твоего напоить, а то он так на ведро смотрит, будто в нем вся жизнь его.
— Пожалуй, — согласился Сонэр, и Лада, приподняв ведро, передала его ему через ограду. Конь с жадностью уткнулся мордой в воду, а Сонэр вновь наклонился, перегнувшись через ограду к Ладе. Некоторое время молчал, потом заглянул ей в глаза — как будто посмотрел прямо в душу, у Лады даже дух захватило и сердце прыгнуло к горлу. — Ты никогда не думала, как живут люди, которые никого не любят?
— Так не бывает, — покачала головой Лада. — Каждый человек кого-то любит. Только любовь у каждого своя. Даже самый злостный в мире негодяй может быть безнадежно привязан к своей собаке и любить ее так, как никто никого в мире не любил.
Сонэр вдруг вскинул голову так, как будто Лада ударила его по лицу, выпрямился и пару секунд смотрел ей в глаза жестким, налившимся мгновенным гневом взглядом. Лада чуть отступила, инстинктивно соображая, куда она может быстро убежать и чем защититься. Однако гнев утих так же мгновенно, как и возник, Сонэр выдохнул, словно выпустив пар, и снова положил руки на ограду.
— Извини, не пугайся, — извинения из уст такого человека Лада слышала впервые. Она приблизилась на шаг, но ближе, на то место, где раньше стояла, не подошла — мало ли. Сонэр усмехнулся. — Просто у меня есть собака, к которой я безнадежно привязан. Но ты же об этом не знала…
Лада покачала головой, все еще остерегаясь подойти ближе. «Ну и ну, — подумала она. — Угораздило же меня… Странный он какой-то, непонятный… Из-за одного упоминания о собаке взбелениться…»
— Из-за одного упоминания о собаке завестись — это ж какой нрав надо иметь? — подняла брови Лада. — Представляю, как трудно твоим людям с тобой.
— Это верно, — снова усмехнулся Сонэр. Покачал головой. — Ты не живешь там, где живу я. Поэтому не понимаешь. Если бы то, что сказала ты, сказал при всех мой приближенный, я был бы обязан обвинить его в измене.
— Почему? — удивилась Лада.
— Потому что он бы подразумевал под негодяем меня, — Сонэр развел руками. — Такой мир, такая жизнь. С этим ничего не поделаешь.
— Странный у вас мир, — Лада передернула плечами. — Как будто неживой.
— Почему? — в свою очередь удивился Сонэр.
— Потому что в живом мире под словами имеют в виду только то, что они действительно значат, — объяснила Лада. — А у вас на эти слова еще какой-то неведомый смысл накладывается, и только его вы привыкли читать. Разве так можно?
Сонэр выслушал ее и некоторое время помолчал, будто обдумывая ее слова. Видимо, раздумья его были очень серьезные, потому что взгляд стал отстраненным, губы сжались, брови сдвинулись к переносице, ноздри раздулись.
— Можно, — наконец, будто озвучивая свои мысли, произнес он. — К сожалению, можно… — он встряхнулся и вновь посмотрел на Ладу, уже спокойно и даже с долей веселья. — Странная ты девушка, Лада. Слова у тебя толковые, мысли живые, а сердце чистое, будто вода твоя. Странно.
Лада смущенно рассмеялась.
— Что же странного? — спросила она.
— То, что при твоем уме живом ты видишь мир так, словно он весь состоит из радуги, — Сонэр выпрямился, так что стал на полторы головы выше Лады. — Разве ты не знаешь, что в этом мире есть и черные пятна?
— Но это же только пятна, — улыбнулась Лада. — На стекле тоже пятна бывают, только их очистить можно, если знать, как.
Сонэр улыбнулся вслед за ней, тряхнул головой и посмотрел на коня. Тот посмотрел на него своими большими блестящими глазами.
— Вижу, конь твой напился, — озвучила его мысли Лада. Сонэр кивнул и отдал ей ведро, но уходить явно не собирался.
Вдруг Лада услышала какой-то шум, раздававшийся где-то недалеко от ее ворот. Она развернулась и приподнялась на носки, чтобы лучше видеть, что происходит. На дороге стоял столб пыли, мелькали руки, ноги, слышался какой-то визг и звуки ударов. Трудно было что-либо различить, но для Лады все сразу стало ясно, она бросилась к воротам, выскочила наружу и бесстрашно кинулась прямо в центр пыльного столба. Прошло несколько секунд, пыль осела, и стало видно, что же, собственно, произошло. Два парня, лет по двенадцать каждому, подрались между собой, и их Лада сейчас держала за шкирки, отведя друг от друга так, чтобы они не могли друг друга ударить. У обоих шла носом кровь, виднелись ссадины на щеках и лбу, вся одежда была грязная и в пыли. Лада встряхнула обоих.
— Это что такое? — грозно вопросила она. — Малуша, Колот! Это что такое, я спрашиваю? А?
— Это он все! — воскликнул один из пацанов. — Это он! Он первый обзываться начал!