Побеждаю и сдаюсь (СИ) - Анастасия Разумовская
На улицах Шуга уже совсем стемнело, когда Леолия вошла в Берлогу. Скинула с себя меховой плащ, сапожки и прислушалась. Слуги давно ушли в свой флигель, и было привычно тихо. Леолия натянула мягкие туфельки и начала подниматься по лестнице. Ей очень хотелось спать. Сегодняшний день вымотал королеву. И она уже почти прошла в спальню, как вдруг услышала детский плач. Замерла.
Ребёнок? В Берлоге?
Она пошла на звук и открыла дверь в одну из пустовавших гостевых комнат. В ней весело трещал камин, было тепло. В кресле сидел мрачный Эйд и кормил младенца из рожка. Леолия, потрясённая до глубины души, замерла у входа.
— Эйд?
Он поднял лицо и, по привычке, устремил на неё взгляд. И у женщины сжалось сердце при виде его попытки её увидеть.
— Добрый вечер, Лео.
— Ребёнок? Что он тут… и… откуда?
— Подобрал его с матерью. Замерзали.
— И… почему ты его кормишь сам? Где его мать?
Эйд кивнул в глубину комнаты.
— Она не в состоянии. А слуги меня бесят.
Лео взглянула и увидела, что на кровати лежит кто-то русоволосый. Она подошла, посмотрела на пылающее жаром юное смазливое личико с вздёрнутым носиком и обветрившимися губами.
— Совсем девочка, — прошептала. — Что говорит лекарь?
— Опасность есть. Будет навещать по утрам.
— Почему ты поместил её в особняке? Во флигеле, если не ошибаюсь, есть свободные комнаты. И можно было бы поручить наблюдение слугам.
Эйдэрд не ответил. Герцог никогда не отвечал на вопросы, на которые не хотел отвечать. Леолия подошла к мужу.
— Ульвар сказал, что тебе очень плохо и одиноко, — заметила она. — Это правда?
— Чушь.
Королева положила руки на плечи мужчины и наклонилась.
— Эйд… Ты бы хотел, чтобы я всё оставила и была всё время с тобой?
— Нет, — ровным голосом ответил он. — Не бери в голову слова Уля. Делай то, что хочешь и должна делать.
Он коснулся губами её руки. Младенец запищал и закашлялся. Леолия задумчиво посмотрела на герцога. У неё было странное ощущение возникшей между ними прозрачной стены. «Я слишком устала, — подумала королева со вздохом. — Я потом подумаю над этим всем».
Герцог перевернул малыша и слегка шлёпнул по спинке. Леолии невольно вспомнилось, что Яр в таком же нежном возрасте всегда выбирал руки отца, а не матери. Умение Медведя обращаться с младенцами стало тогда неожиданным открытием для обоих державных супругов. И юная Леолия частенько подтрунивала над мужем.
Она поцеловала его в лоб. Распрямилась.
— Я пойду спать. Очень устала. И был сложный разговор с Ульваром. Он даже смог меня убедить в необходимости Совета гильдий. Что-то в этом есть… Только, знаешь, мне не нравится его… м-м… цинизм. Он как-то слишком спокойно рассуждает о совершенно ужасных вещах. И вроде ничего такого, всё разумно и по делу… Но ему ведь только двадцать четыре года, Эйд! Когда успел стать таким циником?
— Власть, — ответил Эйд, — она рано старит сердца и души.
— Но Яр не такой…
— Не такой, — согласился Медведь.
Отобрал рожок у младенца. Закутал его в тёплую пелёнку, прошёл к кровати и положил рядом с матерью.
— Пойдём? — спросила Леолия, наблюдая за ним.
— Я позже приду, — Эйдэрд вдруг усмехнулся, и в этой усмешке королева увидела сарказм. — Ей ещё пелёнки надо будет сменить. Забавно, да? Это, кстати, девочка.
Леолия почувствовала глухое раздражение.
— Может приставишь толковую служанку? Как-то… Неправильно, что герцог меняет обоссанные пелёнки безродному младенцу.
Медведь подошёл к жене, притянул к себе, коснулся губами её виска и с внезапной, непривычной, почти извиняющейся интонацией шепнул:
— Я не хочу посторонних людей, Лео. Лучше сам. Это ненадолго. Его мать придёт в себя и будет делать всё сама.
«А эта девчонка уже для тебя не посторонняя?» — разозлилась королева, но не стала озвучивать мысли. Вместо этого мягко поинтересовалась:
— А если мать умрёт?
Эйдэрд ответил не сразу, и эта пауза не понравилась его супруге.
— Отдадим ребёнка кормилице. Не волнуйся о мелочах.
Леолия вздохнула. Потянулась и коснулась его губ.
— Доброй ночи, Эйд.
— Дорой ночи, — Лео, — шепнул он, отвечая на её поцелуй.
Королева не сразу прошла в спальню. Сначала завернула на кухню, взяла вина, бокал, засахаренные фрукты и немного бекона и сыра. Положила всё на поднос. Подумала и поставила на него ещё один бокал.
Какое-то время, сидя перед камином в спальне, Леолия цедила вино и ждала. Но, не дождавшись, разделась, легла в кровать и быстро уснула.
И ей приснилось, как она, закутанная в голубое облачение милосердных сестёр, стоит по ту сторону магического купола, закрывшего обитель, и смотрит на страшного, разъярённого чёрного всадника, прорубающего мечом невидимую защиту. Чёрный конь, полыхающий красными глазами, взвивался на дыбы и бил копытами. А вокруг Леолии тихо и обречённо пели предсмертные песни сёстры милосердия, и матушка — мать Альциона — со странной усмешкой наблюдала за смертоносным всадником.
«Она же всё понимала, — внезапно догадалась Леолия. — Она уже тогда поняла, как я сильно его люблю…». И сердце её ускорилось от радости
О событиях, которые приснились королеве, можно прочитать в первой книге цикла «Враг мой — муж мой»
Глава 9
Свадьба дракона
Больше всего Джайри расстраивало, что у неё отобрали все заточки, когда, бессознательную, раздели. Да, у дочери Ларана из оружия, конечно, был не один единственный кинжал. Несколько ночей в пути она всерьёз раздумывала о том, чтобы перерезать спящему Шэну горло, но это, к изумлению девушки, оказалось не так просто сделать. Одно дело — воткнуть клинок во врага, который нападает, и совсем другое — в спящего… Врага, да, но врага дружелюбного и не проявляющего к ней агрессии. И никакие логические доводы разума не помогли.
И сейчас, позволяя девушкам облачать её в длинные одежды, напоминающие всю ту же рубаху, но с разной длинны рукавами и подолами, Джайри чувствовала себя совершено беззащитной.
В том, что рано или поздно она убежит, герцогиня не сомневалась. Но брак это же… первая брачная ночь, верно? И девушку мутило от отвращения при мысли о том, что омерзительный мужчина её изнасилует, лишив той самой девственности, в отсутствии которой гад, похоже, не сомневался.
«Надо бежать сейчас, до», — дрожа, думала она.
Но — как? Понятно, что «дракон» будет предполагать её побег.
Девушки запели какие-то печальные ритуальные песни и принялись расчёсывать волосы невесты.
«Джайри, соберись, — мысленно кричала герцогиня. — Не время для эмоций. Не время паниковать. Нужен план. На брак — плевать. У нас разная религия. Если дракон не нарушит мою девственность, то в Элэйсдэйре этот брак никто не признает. Да, поползут сплетни, но — плевать на них. Они уже ползут. К юдарду репутацию! К чему беспокоиться о том, чего уже нет? Но ведь и гад всё вот это понимает…».
Однако ничего путного не приходило в голову — одни эмоции.
Девицы заплели невесте косы и принялись цеплять к волосам украшения. Джайри ненавидела побрякушки на голове. Она не носила ни диадемы, ни заколки, ничего, от чего спустя пару часов у неё начинала болеть голова. Тяжёлое ожерелье из жемчуга и янтаря легло на плечи и грудь, и Джайри неожиданно для себя самой расхохоталась. Ей вдруг вспомнилось, как ещё несколько дней назад она мечтала о янтарном ожерелье.
«Ну вот и истерика», — отметила про себя.
Откуда-то от живота поднялась волна желчи, и девушка поняла, что если она продолжит так нервничать, то её вырвет. «Нет уж… Надо успокоиться. Если меня и вытошнит, то пусть уж лучше на женишка».
Джайри закрыла глаза и принялась глубоко дышать, считая каждый вдох.
Не думать. Ни о чём. Совсем.
Наконец шёлковое покрывало легло на её голову, закрывая лицо и фигуру до самого живота. Девушки подхватили невесту под руки и повели, что-то заунывно распевая. Джайри хотелось накричать на них, велеть им заткнуться, но она усилием воли подавила неуместный порыв. Нельзя обижать никого из местных — никогда не знаешь, чья помощь и когда тебе понадобится.
Они вышли в узкий, тёмный коридор, миновали его, а затем яркий солнечный свет ударил Джайри в глаза. Она зажмурилась, медленно досчитала до тридцати и снова открыла их.
Довольно просторный, четырёхугольный внутренний двор. По его центру какое-то дерево, видимо, ритуальное, так как голые
