Солнце, уснувшее в ладонях ведьмы - Елена Анатольевна Кондрацкая

– Я тебе не враг, ghealach, – сказал он, без труда угадывая мои мысли.

Я посмотрела на него исподлобья.

– Но и не друг.

Кай кивнул.

– Не друг.

Я была благодарна ему за честность, за то, что он не пытался притворяться, чтобы задобрить меня.

– Я рассказала тебе всё, что знаю. – Я поднялась с кресла и поправила юбку. Кай тоже встал. – Занимайся своим расследованием, а я пока найду способ развести наши Пути.

– Кэт! – Мэй бросилась ко мне, как только я переступила порог комнаты. – Где ты пропадала?

– Ставлю двадцатку, что с тем красавчиком из душа, про которого болтает вся академия, – отозвалась Джиа, не отрываясь от книги, которую читала, лёжа на кровати. А потом всё же вскинула на меня укоризненный взгляд. – И про которого мы до сих пор ничего не знаем.

– Это правда? – Мэй сделала круглые глаза.

– Вроде того. – Я упала на свою кровать. Несмотря на два дня, проведённые в отключке, я всё равно хотела спать.

– В смысле? – взвизгнула Мэй, мгновенно краснея. – Ты… слухи же врут?

– Говорят, это гость мисс Гримм, – вставила Джиа и опустила книгу. – Видела бы ты рожу Генри, когда он пришёл на первую пару. Я думала, он сдохнет от ревности.

– Кэт! – Мэй дёрнула меня за ногу. – Объясни, что происходит!

– Нечего рассказывать. Его зовут Кай, он приехал с какой-то там проверкой от Надзора, я не уточняла. – Врать девочкам не хотелось, но Кай взял с меня слово. И в одном я была с ним согласна: болтать о случившемся – подвергать опасности не только себя, но и Мэй с Джиа. – Я по просьбе мисс Гримм проводила ему экскурсию по замку. Иронично, правда?

– И начали вы в душевой, а потом исследовали гостевые спальни две ночи подряд? – хмыкнула Джиа. – Надеюсь, в постели он лучше Генри.

– Между нами ничего не было. В то утро он просто оказался рядом и услышал, как я упала в душе, зашёл убедиться, не нужна ли мне помощь. – Я придерживалась версии, которую Кай рассказал мисс Гримм. В целом это даже было близко к правде. – А ночью мне было лень тащиться из гостевого крыла сюда. И вообще, не люблю рыжих.

И клыкастых.

Джиа покосилась на меня с недоверием, но ничего не сказала. Мэй обиженно проворчала что-то себе под нос, но тоже отстала. Надо отдать должное, девчонки всегда чувствовали, когда ко мне лучше не лезть с расспросами, и сейчас это было как нельзя кстати – я не хотела ещё глубже погружаться в пучину вранья.

Когда они заснули, я переоделась в пижаму и минут десять проторчала с фонариком у зеркала, разглядывая шею и на всякий случай – клыки. Следов укуса на шее так и не нашлось, а клыки были вполне обычных размеров. Надеюсь, Кай прав и я не превращусь в голодного монстра, когда кто-то рядом со мной поранит палец или у соседок по комнате начнутся месячные.

Я забралась под одеяло, размышляя над всем, что узнала. В голову не приходило ни одного даже мало-мальски правдоподобного объяснения происходящему. Каждая новая теория казалась абсурднее предыдущей. Что я понимала совершенно точно – в ближайшее время мне надо быть осторожнее. Погружённая в тревожные мысли, я скоро заснула. Сны мои тоже были полны тревог.

– …так как сила ведьмы напрямую связана с фазами луны. Невербальные заклинания требуют особой концентрации и энергии, поэтому проще всего поддаются изучению именно в полнолуние. – Профессор Дженкинс монотонно зачитывала строки из учебника и зевала. Похоже, она не хотела присутствовать на паре в восемь тридцать утра не меньше нас. Невербальные заклинания – самый сложный раздел практической магии, если не считать запрещённых заклинаний, которые, разумеется, никто студентам не преподавал. Невербальные заклинания начинались на последнем курсе и в основном касались теории, потому что за всю историю существования академии они мало кому из студентов были под силу. Единицы ведьм и ведьмаков осваивали подобную магию, и порой на это уходила половина жизни. Мне, как и всем остальным на курсе, невербальные заклинания не подчинялись. Возможно, по этой причине профессор Дженкинс никакого интереса к предмету не выражала, практику проводила спустя рукава, оставляя нас отрабатывать заклинания самостоятельно. Кто-то говорил, что всё потому, что она сама не владела искусством невербальных заклинаний, я же считала, что она просто не хотела тратить на нас своё время.

Я сидела в последнем ряду и листала книгу про фамильяров, которую взяла в библиотеке, когда готовилась к ритуалу. Н. М. Фокс, автор монографии, очень много рассуждал о преимуществах и недостатках разных фамильяров, раздавал советы о том, как проводить ритуал, чтобы Поток привёл к ведьме сильного и наиболее престижного фамильяра, но ни слова не говорил о том, как от фамильяра избавиться.

Я хмыкнула, дочитывая абзац. Иными словами, Надзор может взять вашего фамильяра в заложники и с его помощью превратить вашу жизнь в ад. Мама всегда говорила, что причинять вред чужому фамильяру – самая низкая подлость, которую может совершить человек. Надзор, как выяснилось, подлостей не боялся.

Пролистав книгу до конца и так и не найдя ничего про то, как избавиться от фамильяра – вариант, который включал смерть последнего, разумеется, мне не подходил, – я открыла мамин гримуар. У неё их было два. Один – поддельный – забрал Надзор, а второй – тот, что держала сейчас в руках, – я забрала из нашего семейного тайника, после того как всё было кончено. Я перелистывала знания десятка поколений нашей семьи и остановилась, когда добралась до страниц, исписанных маминым почерком. С нежностью провела кончиками пальцев по страницам – аккуратные буквы складывались в заклинания, разноцветные заметки на полях подсказывали и направляли.

Я скучала. Как же я скучала.

На глаза навернулись слёзы, я нахмурилась и быстро побежала вперёд по страницам, чтобы не дать себе расчувствоваться. Не время и не место.

Над маминым гримуаром я просидела до конца лекции, но так и не нашла ничего про фамильяров, если не считать сам ритуал, который я провела. Нашлась только одна маленькая приписка на странице, где мама рассказывала о том, как призвала Руту. Судя по дате, маме тогда было семнадцать лет: «Зачем нужны фамильяры? Я поняла это, едва взглянула в жёлтые глаза Руты: Поток привёл ко мне частичку моей души, чтобы я больше никогда не была одинока».

Жаль, я не могла сказать того же.

7

Я медленно намазывала «Мармайт»[4] на тост и смотрела в огромное витражное окно столовой. На нём единорог пронзал длинным винтовым рогом солнце. Студенты поговаривали, что в лесах вокруг академии единороги водились, но на деле никто никогда их не видел. Как и вампиров. Забавно. Я опустила взгляд ниже, туда, где на тёмных деревянных панелях выделялись золотые рамы с портретами великих ведьм и ведьмаков, окончивших Стоунклад. Среди них было знакомое лицо Мелинды Блэквуд – моей прапра-сколько-то-бабки, основательницы ковена Блэквуд. Если приглядеться, можно было увидеть, что они с мамой похожи – одинаковые носы с горбинкой, острые скулы и тонкие губы с приподнятыми уголками. И глаза – карие, миндалевидные, точно как у меня. На этом сходство заканчивалось. Мелинда была бледна, собирала светлые волосы в строгий пучок и смотрела тяжело, даже грозно. Светлых бровей и ресниц было не видно на бесцветном лице. Мама же носила распущенные чёрные кудри, была смуглой и обожала красную помаду. В ковене Мелинду уважали, даже почитали, но вспоминать о ней лишний раз почему-то не любили. Думаю, если бы я не пялилась на этот портрет четыре года подряд за завтраком, обедом и ужином, то даже бы не разглядела сходства.

Правее, среди десятка незнакомцев, висел портрет Корнелиуса Клиффорда. Главный прокурор Надзора – и по совместительству папаша Генри – смотрел на столовую презрительным взглядом, а меня воротило от одного его вида. Чёрные волосы