Змеиные секреты - Татьяна Мираббилис
Офелия не стала выслушивать возражений. Служение в храме давало свои преимущества. Смазанное движение рукой, и пасти нагов были надежно склеены заклятьем. Перед мужчинами поднялась стена плотного воздуха, забирая их в круг и отрезая от правительницы.
— Мы не будем больше прятаться. Я решу проблему сама и вернусь. Или не вернусь. Драгон ищет меня, и пока я избегаю встречи с ним, в опасности все. Сейчас у него в заложниках известная вам деревня. И потому я приняла решение. И никто из вас не имеет право его оспорить. Никто!
Мужчины отступили. Большинство нагов ее выбор приняли, не споря. Перестали изображать «ужас несусветный» и присели по местам — право правительницы принимать любые решения. Тем более, что где-то глубоко в душе они тоже так думали. Правда, внешние данные Офелии несколько изменились и могут еще больше вогнать дракона в ярость, но это как-нибудь пусть сами там решают, по-семейному.
Несогласных оказалось четверо. Они со всех сил рвали воздушную преграду, но она словно склеивалась снова.
— Все будет хорошо! — девушка постаралась успокоить всех.
Но только четыре адресата так не думали. Офелия трансформировалась и осторожно поползла на встречу с мужем.
Глава 7
Несмотря на запрет великой Агарти, люди решили защитить своих богов собственными силами. Шаман камлал на тропинке, по которой ушли наги. Он бормотал заклятья, взывая к силам природы и духам земли, и сжег весь годовой запас разорви-травы для обрыва нити дорог. Его дочь танцевала, призывая духов, путать черного бога, чтобы ходил кругами и не видел дороги. Мужчины и девушки разносили оставшееся на поляне подношение по разным тропинкам, пропитывая их запахом милосердной богини. Девушки со слезами разбрасывали по лесу подарки нагов. Особенно громкие рыдания слышались над оставленными на память чешуйками.
Черный бог появился неожиданно, абсолютно бесшумно выйдя из-за дерева с поникшими ветвями. Узрев буйные метания жителей деревушки, он остановился у странного сооружения, украшенного цветами. Здесь везде ощущался волнующий запах его женщины. Он дурманил. Ласкал. Мужчина вдыхал запах лепестков и невозмутимо смотрел за мечущимися людьми. Стоял спокойный, и оттого еще более страшный. Он перебирал цветы потемневшими пальцами, и они осыпались пожухлыми клочками к его ногам.
— Хватит!
И все замерли. Никто не двинулся с места. Вокруг разлилась глупая тишина. И обреченность. Черный бог внимательно осмотрел каждого в поле своего зрения. Затем подошел ближе и тихо, с расстановкой, словно вбивал гвозди, спросил:
— Где моя жена?
Ему ответили гробовым молчанием. Медленно опустились человеческие конечности, застигнутых врасплох на оборванном движении — у кого руки, у кого — ноги. Теперь люди стояли навытяжку, методично изучая мусор под своими ногами. Драгон ждал. Вперед вышел старец.
— Мы не знаем, о ком ты говоришь, темный путник.
— Да неужели? — мужчина осклабился. — Старик, не годится врать в твои-то годы! Ты весь пронизан запахом Офелии, — Драгон насмешливо глянул в глаза старейшины. Его растерзанные кожаные доспехи, свисали обугленными клочьями. Тошнотворный запах горелой плоти забивал все другие ароматы и не давал дышать. Но старик смиренно молчал. — Может и имени вы этого не слышали? — вопрос адресовался всем присутствующим.
Все согласно кивнули — не слышали. Люди переглядывались и тихо перешептывались. Они действительно не знали никого с таким именем. Эманации непонимания потянулись к грозному мужчине: люди не врали. Драгон видел это. Не говорил правды здесь только один старец. Божий одуванчик, стоял смирно, прикрыв глаза, словно дремал. Драгон приблизился к хитрому молчуну и доверительно поинтересовался:
— Хочешь ощутить ту боль, с которой я живу?
— Зачем мне чужая боль, чужестранец? Мне своей хватило по жизни.
— Я потерял жену, старец. Бессмысленно. И подло. Я иду по ее следу, вопреки всем законам, принимая все, как данность, чтобы сказать ей, что не виновен. Без нее жизни нет, и не будет. А ты отказываешь мне в малом. Скажи, старик, где мое «сердце»?
— Слова твои горячи. Но весть о тебе, странный пришелец, красноречивей и бежит впереди тебя. И о деяниях твоих тоже. Не обижают, когда любят. Не предают, когда верны.
Драгон зарычал: он просил по-хорошему! Как может судит его кто-то, когда он сам себя уже осудил? Как можно ему в вину ставить то, чего он не делал? Его тело горело нестерпимо, день ото дня напоминая, что для него все кончено. Изо дня в день он жил в аду, но жил надеждой. И каждый раз ее у него отнимали. Тупо. Безжалостно. И сейчас, этот сморчок в балахоне потешается над его горем! Мужчина прикоснулся пальцем к виску старика. И тот упал, хрипя и выпуская изо рта струйки дыма. Его тело горело внутри, извергая наружу сожженные ткани.
— Согрелся ли ты, старец, от моей боли?
Ответа не было. Бесцветные, обезумевшие глаза, смотрели в небо и не видели его. Красная пелена растекалась по капиллярам глаз. Старик мычал, катаясь по земле, но не сказал ни слова.
— Молчишь? А ведь это даже не сотая часть того, что чувствую я. Помоги мне, и мы оба избавимся от мучений. Я не причиню Офелии зла. Лишь хочу, чтоб она простила. Хочу снова обнять ее.
— Шлейф… твоих… исканий… навсегда… закрыл… сердце… милосердной… Она… больше… не принадлежит… тебе.
В наступившей тишине было слышно все: полет мухи, стрекотание кузнечиков, редкое дыхание замерших людей. Не было слышно лишь биения сердца Драгона Звездного. Время замешкало, опасаясь сделать шаг, но затем сорвалось в галоп. Звериный рык ударил по ушам. Волна гнева дракона разлилась в пространстве и разбросала маленьких, худеньких людей на многие метры от разъяренного зверя. Внешне он все еще оставался человеком, но сущность его рвалась наружу. «Она больше не принадлежит тебе! — слова бились и бились в мозгу, перемалывая на своем ходу все надежды и чаянья, сминая то немногое, что еще держало в узде боль и не давало затмить разум. — Шлейф твоих исканий навсегда закрыл сердце милосердной!» О чем говорит этот полоумный?
— О каком шлейфе исканий ты говоришь? И кто тот, кто посмел встать между соединенных душ?
Старик молчал. Он был в блаженном беспамятстве, и возвращать из него не собирался. Он собирался уйти в вечный сон с именем милосердной Агарти в сердце.
— Ты! Подойди!
Тонкий аромат Офелии, вперемешку с запахом молока шел от худосочной девицы. Черные угли глаз пронизали это недоразумение на двух ногах. Девушка сделала шаг, но дорогу ей заступил мужчина. Жилистый, но такой же, тощий, как и девица. Его
