Времена грёз. Том 2 - Мелисса Альсури
Потеряв дар речи, я беспомощно открыла рот, едва не задыхаясь от затопившего меня смущения. Будь Ньярл жив сейчас, он бы тут же помер от стыда, а легкий, на грани слышимости, смешок богини, всё сделал только хуже. Не в силах сдержать эмоции, я закрыла руками лицо, ощущая, как на глаза вновь наворачиваются слезы. Носа коснулся знакомый запах звезд и ночи, а голос Луны, словно стаей колокольчиков, отдавался в моей голове.
— Полагаю, ты не против мне помочь.
Позорно всхлипнув, я предпочла поменяться с Ньярлом местами, вытолкнув к разговору его сознание вместо себя.
— Но что мне делать, моя госпожа?
— Ох, мой милый Ньярл…
— Кажется, в том сне ты называла меня иначе.
— Да, тогда я тебя называла Вирбий.
Она произносила прежнее мое имя так особенно, будто в нем скрывалось куда больше чувств, чем я своей оскудевшей фантазией мог бы когда-то вообразить. Убрав ладони от лица, я самонадеянно решился взглянуть на Луну, но от ее печально полуопущенных век чуть не остановилось сердце. Как много она скрывает трагедий в душе? Боится ли одиночества теперь? Спустя три тысячи лет с постройки моего первого храма в ее честь остался ли хоть камень от обители? Лишь представив этот огромный путь, я захотел как можно крепче прижать к себе хрупкое, кукольное тело госпожи, чтобы все оставшиеся годы до последнего вздоха посвятить только ей. Зацеловать, лелеять, залюбить, не отпускать, пока фарфоровые щеки не примут оттенок цветущего миндаля, а губы не зардеют, словно лепестки прекрасной чайной розы.
Осторожно сжав пальцами аккуратные ладошки Луны, я вновь припомнил те стихи, что складывал когда-то очень давно для нее.
— Когда я прижимал тебя к груди своей,
Любви и счастья полн и примирен с судьбою,
Я думал: только смерть нас разлучит с тобою.
— Но даже смерти я не дала нас разделить.
Богиня отчего-то покраснела будто маковое поле.
— Мой дорогой Ньярл, мне нужно, чтобы вы распоряжались своей жизнью как сами того пожелаете, не слушая других.
— Снова?
— Снова. Это важно, безумно важно, я прошу, не слушайте никого кроме себя и не забывайте, что помимо светлых и темных, есть те, из-за чьего присутствия мне не удастся вам помочь.
— Как в Кадате.
— Ни одно божество не должно пересекаться с магией, что хранится в Некрономиконе, ибо тот иной бог за Завесой жаждет нашего могущества.
Едва услышав о черном океане, я хотел было задать еще вопросы, что мучали меня не первое столетие, но разум мой, будто утомившись, затерялся, как в тумане. Темнота с новой силой поглотила сознание, и на этот раз сон был недолгим и совершенно без видений.
Лишние мнения
— Э-эй! Стра-аж! Выпускай меня! Слы-ышь!
Басовитый ор отражался от стен камер и пробегал волной по полупустым коридорам из темно-серого камня, но действия не возымел. Оборотень напрасно надрывал глотку, гремел кандалами по решетке и крыл благим матом охранников в надежде на хоть какую-то реакцию. Ответом ему было собственное эхо и тихий шелест ветра за каменной стеной.
Закрыв глаза и не желая лишний раз шевелиться, я молча слушала возню оборотня, спрятавшись в ночных воспоминаниях. Мне все еще чудились мягкие, нежные руки Луны, ее теплые губы, ее легкое дыхание на моей щеке и прикосновения. Казалось бы, простые касания, но они до сих пор будоражили меня, сжимая сердце и заставляя все нутро трепетать, а мимолетный поцелуй и вовсе бросал в краску, заставляя чуть ли не выть от восторга.
Впервые я поняла отчего Ньярл был так предан своей богине и так сильно любил ее, что даже после смерти, потеряв самого себя и большую часть чувств, он упорно продолжил служить Луне, руководствуясь лишь отголосками прошлого и старой привычкой почитать эту прекрасную деву. Появление богини было невероятным, ее присутствие наполнило меня какой-то особенной радостью, а мысль о том, что она верит в меня и наблюдает за мной, давала сил бороться с чем угодно.
И лишь на самых дальних задворках разума испуганным зайцем металось осознание того, что из-за нее я потеряла так много в своей жизни. Не помоги она тогда Ганиму, я бы жила спокойной и счастливо с Максом и уже подрастающим дитя в нашей общей квартире.
— Я чую тебя, ведьма! Ты здесь!
— Боги, тебя еще не хватало.
По стене соседней камеры что-то громко чиркнуло и заскреблось. Поморщившись, я на всякий случай отползла подальше, попутно ощущая, как болезненно ноют затекшие мышцы и солнечное сплетение от прошившего их разряда тока. В горле собрался неприятный ком, будто меня вот-вот должно было стошнить, желудок неприятно скрутило от голода.
Сколько я уже здесь? Только день или уже дольше?
— Ве-едьма… я тебе за всё отомщу. За всех, кого ты угробила в том проклятом лесу. Я помню тебя, помню, не думай, что я забыл.
— Иди к черту.
— Кто тебя вообще пустил во дворец?
— Я королевский учитель, а ты, как понимаю, старый тупой алкаш с галлюцинациями.
— Ха! Темную пустили к королю! Так я и поверил!
— Больно надо, чтобы ты мне верил.
Оглядевшись, я не обнаружила в камере ни койки, ни ведра, ни миски с водой, только пустые голые стены и крохотное оконце под крышей. Долго в таком месте держать нас не должны были, но отсутствие стражи поблизости все же немного нервировало. Словно о нас специально забыли и не вспоминают. Потрогав аккуратную каменную кладку, я попыталась приложить немного магии, но кривоватый, полустершийся знак на толстенной деревянной двери камеры тут же вспыхнул, мучительно подавив мои силы и вызвав легкое головокружение. Экспериментировать больше не хотелось, я с тоской подумала о сне, но мой сосед не давал и шанса на покой.
— Ненавижу-ненавижу-ненавижу вас всех, столько наших погубили своей мерзкой, противоестественной ворожбой.
— Бедняжки какие, вы посмотрите. Пришли, значит, в Сомну грабить, насиловать и убивать, а им дали отпор, возмутительно.
— Да кому вы были нужны, вас грабить! Нам всего-то нужны были земли до Мискатоника, чтобы прокормить своих детей! Вас бы никто и пальцем не тронул!
В груди озлобленно заворочалась Ненависть, согревая мое сердце и ладони. Оружие просилось наружу, стоило лишь мне припомнить, из-за кого Гемера так боялась мужских прикосновений. Никто бы не тронул, да как же. Тот оборотень пришел не за едой и не спасался
