Татьяна Шмидко - Дежавю
– Мое представление о рае, – сказала Адель.
Я снова внимательно посмотрел на устройство сада – это было воплощение ее мечты. Я запоминал каждую деталь, пока мои глаза не увидели в глубине сада скульптуру, и замер на месте, перестав имитировать дыхание. Потом она подошла ко мне, и я с трудом смог посмотреть ей в глаза. Это была скульптура из белого мрамора. В общем, это был я. Я сидел на скамье, глядя вдаль, облокотившись на спинку скамьи. Но не это меня поразило… справа было свободное место для еще одного человека. Так вот. В этом месте скамья была очень потертой. Словно на ней сидели так часто, что мрамор не выдержал и стерся, как и плечо статуи. Страшная догадка озарила меня. Если бы я мог плакать, то заплакал бы – ведь моя Адель столетиями сидела здесь, оплакивая мою смерть. Это было невыносимо. Это было место боли. Тут страдала моя любимая.
Я не выдержал и отошел в сторону, бездумно глядя в небо. Адель подошла сзади, потом нежно провела рукой по спине и положила голову мне на плечо. Мы молча стояли некоторое время. Адель сказала:
– Знаешь, я всю дорогу думала, стоит ли тебе это видеть. Ведь ты до сих пор винишь себя за все, что со мной случилось…
Я не решался на нее посмотреть.
– Но я поняла, что это нужно тебе, словно лекарство. Ты должен был увидеть, насколько сильно я люблю тебя. Моя любовь намного больше того, что ты сделал. Не важно, что было. Ты сделал мне огромный подарок, просто невероятную вещь!
– И какой же? – спросил я бесцветным голосом.
– Ты жив. Ты снова подарил мне себя. Это просто сказочно! – сказала она уже совершенно спокойно.
Я с недоумением посмотрел на нее.
– Но ведь я толкнул тебя на опасное путешествие, скитание и бедность. Ты прошла зачумленную Европу, разыскивая меня. А потом… – я не смог договорить.
– Да, и я благодарна тебе за все это. Ведь ты подарил мне настоящее чувство, дал надежду и цель. Это того стоило!
– И ты вынуждена была выйти замуж, родила сына, оставила его и скрылась! Это мучает меня больше всего.
Адель замолчала, отойдя в сторону. Она вздохнула и ответила:
– Оставить малыша была не моя идея. Я была вынуждена… нет… так получилось.
Адель замолчала, закрыв лицо руками. Ну что я наделал! Я осторожно забрал ее руки от лица. Эти по-детски дрожащие губы, несчастные глаза…
– Я опять заставляю тебя страдать? – спросил я ее.
Адель вдруг разозлилась. Она выдернула руки и продолжила:
– Нет, ну как ты не понимаешь? Ты тут не при чем! Это все просто нелепое стечение обстоятельств!
– Адель, – сказал я спокойно, – прости, но я действительно не понимаю. Ты же не рассказываешь мне ничего. А я бы хотел знать. Но я пойму, если ты не захочешь вспоминать то, что было столько лет назад.
Адель вдруг стала серьезной и решительно сказала:
– Нет, я хочу! Я действительно хочу. Я готова, наверное. Тем более, что у нас не должно быть секретов, правда?
– Да уж, секреты нежелательны! Тем более с моим умением читать твои мысли.
С момента нашей встречи Адель так старательно пыталась не вспоминать о прошлом, что мне не удалось «подслушать» ровным счетом ничего из ее воспоминаний. Она подошла к воротам сада и закрыла их деревянными ставнями. Потом, взяла меня за руку и мы, пройдя через сад, очутились около деревянной двери. Адель открыла ее, и мы прошли внутрь. Запах древности, такой родной запах, окутал нас с головы до ног. В это помещение не ступала нога человека. Это была территория бессмертных.
– Я первый бессмертный, который переступил порог этой башни? – спросил я Адель.
– Да, это мой дом, а смертные до сих пор слагают легенды – одна другой страшнее и невероятнее – о том, что находится в этой башне. Одни говорят, что здесь я прячу своих жертв, другие, что свои несметные сокровища.
– А что же ты прячешь здесь, любовь моя? – спросил я Адель.
– Сам увидишь, – сказала она, немного смутившись.
Через мгновение мы стояли наверху огромной лестницы, которая состояла из тысячи ступенек. Адель открыла последнюю дверь, и я зашел в ее комнату. Это было большое, просторное помещение, оформленное со вкусом и в то же время очень просто, по-восточному. Все лаконично, женственно. Стопки книг, полки с безделушками и атласами. Большинство книг – классика, но еще большая часть о медицине и истории. На стенах было множество картин и репродукций, но, к моему смущению, из многих рамок на нас смотрел… я в разных ипостасях. Адель подошла к окну и зажгла огонь в большой чаше, стоявшей у окна.
– Все, теперь поток страждущих потянется сюда со всех сторон. Но у нас есть время до рассвета, – сказала Адель, спокойно глядя мне в глаза.
Она прошла в дальнюю часть просторной комнаты, зайдя в гардероб.
– Ты не хотел бы принять ванну?
– Это было бы невероятно классно, если честно. Я уже попрощался с мыслью о такой роскоши, как только ступил в горячие пески пустыни.
– А тебе, я так погляжу, пустыня не очень нравится, да? – спросила Адель, вдруг расстроившись.
Она заметила, что пребывание здесь не доставляет мне такую же радость, как ей.
– Ты правильно подметила. Мне больше по душе места, где вольно растут деревья и повсюду вода. А здесь, в пустыне… очень пустынно.
– Зато тут есть прекрасная возможность погрузиться в себя и свой внутренний мир.
Я прочитал ее воспоминания – пустыня стала для нее спасением. Потому что, погружаясь в свой внутренний мир, она лучше вспоминала события своей жизни до того, как стала вампиром. Это снова вызвало во мне волну угрызений совести.
– Тогда подожди до вечера – я провожу тебя в местный водоем – там можно будет искупаться.
Я кивнул головой и стал рассматривать картины на стенах. Адель тем временем, переоделась в чистую одежду – на этот раз вполне современную – простое белое платье и подошла ко мне.
– У нас есть весь день и вечер, ночь для того, чтобы рассказать друг другу о самом сокровенном, – сказала она, с надеждой смотря мне в глаза. – Я вижу столько вины и боли в тебе. Я бы хотела, чтобы ты был максимально откровенен, потому что страдаю, видя твои мучения.
Я задумался. Быть откровенным с ней – это не трудно. Только я никогда не открывал своего сердца никому. Эта мысль заставила меня напрячься. Но ведь мое сердце и так принадлежало ей. Если говорить правду – то такой момент настал.
Я тяжело вздохнул и сказал:
– Я не очень умею это делать, но ради тебя постараюсь.
– Я тоже постараюсь. Ведь мне придется рассказать тебе то, что никто никогда не должен был узнать. Это так непривычно. Но у нас не должно остаться никаких тайн и ложного чувства вины. Нам нужно освободиться от этого тяжелого груза. Ты согласен?
