Ученица Волхва - Иван Тарасов
Изба Еремея была полна теней и шепота. Огонь в печи потрескивал, отбрасывая дрожащие блики на лица собравшихся: старуха Матрёна с сухими, как ветки, руками; кузнец Игнат, пахнущий дымом и железом; девка Ульяна, знающая язык зверей; и другие — те, чьи имена знали только лесные духи. Посредине, на грубой лавке, лежал Еремей. Чёрные прожилки яда ползли по его шее, как корни ядовитого плюща.
— Живой воды не достать, — сказала Матрёна, разминая в пальцах сушёную беладонну. — Родник за болотом высох. А мёртвая… — она кивнула на бутыль с мутной жидкостью, — …это смерть в малой дозе.
— Зелье силы, — проворчал Игнат, стуча кулаком по столу. — Мой дед пил его перед битвой с новгородцами. Сердце выдержит час, потом — разорвётся. Но час нам хватит.
Арина стояла у изголовья Еремея, сжимая его холодную руку. Её глаза горели.
— Цветок папоротника, — прошептала она. — Он расцветает в ночь на Купалу. Я найду.
— Безумие! — зашипела Ульяна. — Цветок стерегут духи. Они сожрут твою душу, прежде чем ты сорвёшь его.
— Парное молоко чёрной коровы, — пробормотал кто-то сзади. — Да с серебряной водой смешать…
Тойво, сидевший в углу на корточках, поднял голову. Его белые глаза сверкнули в полумраке.
— В моём мире яд Халоненов лечат kivisydän — каменным сердцем. Это кристалл, который высасывает яд. Но он… — он замолчал, глядя на Еремея. — Он требует жертвы. Часть души.
Комната затихла. Даже огонь в печи будто притаился. Еремей открыл глаза, его голос был хриплым, но твёрдым:
— Никаких жертв. Арина, слушай… — он попытался сесть, но рухнул обратно. — Цветок папоротника — ловушка. Халонены знают, что ты пойдёшь. Это их игра.
— Мне всё равно, — перебила Арина. — Я принесу его. Или умру.
— Тогда умрёшь, — резко сказала Ульяна. — А он всё равно не выживет.
Тойво встал, его тень закрыла половину избы.
— Есть другой путь. Kivisydän можно создать. Нужны: пепел сожжённого амулета, кровь родственника и… — он посмотрел на Арину, — …слёзы того, кто любит.
Игнат засмеялся, грубо и громко.
— Слёзы! Да у нас тут не сказки сказывают!
Но Арина уже подошла к котлу.
— Что ещё? — спросила она, доставая из-за пазухи амулет — коготь волка, обмотанный её волосами.
— Амулет должен гореть в огне, где горели кости предков, — ответил Тойво. — А кровь… — он посмотрел на Еремея. — Он тебе не родственник.
— Я его дочь по духу, — перебила Арина. Нож блеснул в её руке. — Этого достаточно?
Еремей застонал.
— Остановитесь…
Но было поздно. Арина провела лезвием по ладони, и кровь капнула в чашу, где уже дымился пепел амулета. Тойво произнёс слово на языке чуди, и смесь закипела, превращаясь в крошечный кристалл цвета воронова крыла.
— Теперь слёзы, — сказал он мягко.
Арина закрыла глаза. Вспомнила, как Еремей учил её читать руны, как смеялся над её ошибками, как стоял за её спиной, когда она впервые вызвала духа ветра. Слёзы упали в чашу. Кристалл взорвался светом.
— Теперь вложи ему в рот, — прошептал Тойво. — Но помни: часть его станет… другим.
Арина не колебалась. Кристалл коснулся губ Еремея, и старик вздрогнул, как от удара. Чёрные прожилки стали бледнеть, но его глаза… они стали белыми, как у Тойво.
— Что ты наделала… — прошептала Ульяна.
Еремей сел. Его голос звучал чужим, эхом из глубины пещер:
— Я вижу… тени миров. Халонены… они близко.
Совет разошёлся, бормоча о проклятиях и расплате. Только Тойво остался, глядя на Арину.
— Теперь он часть моего клана, — сказал он. — И Халонены придут за ним. За всеми нами.
Арина сжала окровавленную ладонь.
— Пусть приходят. Мы готовы.
За окном, в чёрном боре, завыл ветер. Не ветер — вой. Как будто сама земля звала на бой.
— Утро вечера мудренее, друзья, — добродушно произнес Еремей и отправив Арину и Тойво спать пошел подумать о том, что надлежало сделать дальше в тайную комнату своего дома.
Если бы вы увидели дом волхва своими глазами, то были поражены сходством с небольшой северной рубленой церковью христиан. Видимо культовые здания Заонежья объединяет нечто незримое, нечто куда больше, чем вера в Единого или в старых богов. В том месте, где в православных храмах был бы алтарь в избе Еремея был закрытый от досужих глаз его личный древний черный камень, его личный идол Велеса. Древний бессмертный волхв мог исцелиться от яда проклятых чудов сам. У него был надежный ритуал, ведь его дух давно уже превозмог слабости бренного тела, оставив себе только его силу. Его связь с богами и людьми, а это наглый чуд на это покусился.
Решено. Еремей принял решение и пошел будить князя Борислава…
* * *
Раннее утро на Русском Севере всегда окутано таинственной дымкой тумана, который словно одеяло стелется над землей, придавая всему окружающему ощущение нереальности. Река Кокшеньга медленно течёт вдаль, её спокойные воды отражают бледнеющее небо, окрашиваясь в серо-голубые оттенки. Поверхность реки гладкая, как зеркало, лишь иногда её нарушают редкие круги от всплывшей рыбы или пробежавшей утки.
На восточном берегу виден тёмный лес, где вековые сосны и ели стоят, словно стражи древних времён. Их силуэты едва различимы сквозь утренний туман, но их присутствие ощущается в каждом вдохе свежего воздуха. Лес кажется загадочным и немного пугающим, ведь в нём скрываются тайны и легенды, передаваемые из поколения в поколение.
Туман постепенно рассеивается, открывая взору зелёные поляны и кустарники, обрамляющие берег реки. Птицы начинают свой утренний концерт, наполняющий воздух мелодичными звуками. Солнце поднимается всё выше, освещая своим мягким светом этот уголок природы, делая его ещё более живописным и умиротворённым.
Такое утро дарит чувство единения с природой, позволяет забыть о суете повседневной жизни и насладиться красотой окружающего мира. На поляне среди деревьев в роще за околицей Чернобора стоял Еремей. Этот могучий старик выглядел как воплощение мудрости и силы. Его седая борода и усы придавали ему величественный вид, а глубокие морщины на лице свидетельствовали о долгой и насыщенной жизни. Несмотря на возраст, его тело оставалось крепким и подтянутым, благодаря многолетним тренировкам.
Он стоял босиком на мягкой траве лесного поляны, окружённой высокими деревьями. Солнечные лучи проникают сквозь кроны деревьев, создавая игру света и тени, подчеркивая рельеф его мускулистого тела. Грудь старика была широка, плечи мощны, а руки сильны и жилисты. Живот его был плоским, с чётко выраженными мышцами пресса, свидетельствующими о многолетней физической активности.
В руках Еремей держал длинный посох, украшенный древними рунами. Посох был сделан из крепкого черного дерева, возможно мореного дуба, и покрыт резьбой, изображающей сцены из старинных сражений и символов силы. Руны на посохе мерцали
