Незваный гость (СИ) - Коростышевская Татьяна Георгиевна

Я тихонько хмыкнула, причины моей ошибки стала яснее ясного. Лорд Гордон не только по поэтической части известность у нас приобрел, он еще и в модах образец, в тех, которым коммивояжеры столь привержены.

– Не притворяйтесь, - велел холодно Волков, откладывая бумаги, – нужды в том нет, я заметил, что вы проснулись .

– Доброго утречка, - прикрыла я ладошкой зевок и села, отбрасывая мохнатый верблюжий плед.

Подошвы стукнулись об пол, pаспухшая нога походила на колоду, голенище валенка буквально распирало. К лекарю надобно, само не пойдет. Вторая же нога была неприлично босой, да еще с дыркой напротив большого пальца. Вот ведь позорище. И это даже без учета ночных моих сопений в интимные части шеи постороннего мужчины. «Хвали меня, крылья вырастают!» Дура! Я пошевелила пальцем.

– Приношу извинения, барышня Попович, за излишнюю ретивость моих подчиненных. Им было приказано для беседы вас доставить, а вовсе не под арест.

Переведя взгляд на чиновника, я приподняла брови, он представился:

– Григорий Ильич Волков, коллежский асессор первого жандармского управления, уездный пристав города Крыжовень.

Асессор? За какие такие заслуги? Годков ему чуть за двадцать, юнец желторотый. Образование нужное имеется? Захотелось ответить, что я на класс выше,и что пристав он только в cвоих мечтах,ибо приказом не назначен. Но я ребяческий порыв подавила:

– Что ж вы, ваше благородие, при эдаких регалиях невинных девиц колотите?

Он посмотрел на дырявый чулок, поморщился.

– С эти разберемся. А пока, Евангелина Романовна,извольте на несколько моих вопросов ответить. – Волков потянулся к чернильному прибору. - С какой целью вы посещали накануне казенную приказную квартиру?

– Кушать хочется, - нагло улыбнулась я, - и места уединения посетить. А на вопросы отвечать, нет, ни малейшего желания не ощущаю. Вы, господин пристав, меня покалечили, репутацию девичью порушили случайным арестом и воображаете, что это вам с рук сойдет?

– Во-первых, - вернул улыбку Григорий Ильич, - ваша, как вы изволили заметить, девичья репутация, барышня Попович, была разрушена невосстановимо еще до ареста. Извозчик Кузьма Блинов показал под запись, что водит-де его пассажирка дружбу с ворами, черным колдовством интересуется, и что самолично Кузьма видел, как означенная девица веревку с «висельного дерева» снимала, чтоб после к запpещенным обрядам ее применить. Веревку, к слову, в кармане вашей шубы обнаружили.

– Законопослушный какой, этот ваш Блинов, - восхитилась я. - Рассмотрел и сразу в приказ отправился докладывать? А во-вторых?

– Простите?

– Вы сказали, во-первых, значит существует и продолжение.

– Во-вторых, Евангелина Романовна, девицы вашей древнейшей профессии репутации не имеют.

– Это оскорбительно!

– Соглашусь, барышня газетный репортер – оскорбление основ берендийской нравственности.

Испытанное облегчение я скрыла, собеседник вовсе не ту «древнейшую профессию» подразумевал, про которую я сперва подумала.

– Вы мизогинист? Женский пол ненавидите? Отказываете ему в равноправии?

– А вы, Евангелина Романовна, суфражистка? - хмыкнул Волков с сарказмом.

– Именно. И считаю, что женщины в современном мире вольны выбирать себе род занятий по своему желанию и возможностям. Женщина чиновник, врач, репортер, банковский клерк, сыскарь, все пути открыты.

Я одарила хихикающего собеседника грозным взглядом:

– Что вас так развеселило?

– Сыскарь? – покачал головой мизогинист. - Даже в прогрессивной Британской империи на полицейскую службу слабый пол привлекается лишь, в виде исключения, «матронами»для работы с детьми и такими же дамами.

– А в империи Берендийской, - сообщила я гордо, - высочайшим императорским указом дозволено нам трудиться на благо отечества.

Спич мой длился минуты три, от воодушевления я не заметила, когда последние шпильки выскользнули из прически,и копна волос упала на плечи. Из карих глаз собеседника исчез скепсис, они зажглись определенным мужским интересом. Я запнулась и покраснела.

– В какой газете служите? – спросил Волков быстро.

– «Чижик-пыжик», – назвала я желтый столичный листок, не опасаясь разоблачения. - Магические практики обозреваю, участвую в составлении подробного путеводителя по загадочным местам.

– Вы чародейка? Хотя, понятно, что нет.

– Отчего же вы так думаете? - обиделась я.

– Чародейка вряд ли запустила свою болезнь до столь чудовищного состояния, – он кивнул на мою ногу-колоду. - К вашему счастью, Εвангелина Романовна, я, хоть тоже не чародей, знаю, к кому с проблемой обратиться.

Рука Волкова скользнула под столешницу и, видимо, нажала какую–то кнопку, потому что дверь кабинета немедленно приоткрылась, явив щекастое лицо давешнего коллежского регистратора и его обширную лысину.

– Магичку доставили? – спросил начальник.

– Так точно, в приемной дожидается.

– Зови. И, Давилов, будьте любезны чаю нам здесь организовать.

Регистратор исчез, его бормотание снаружи сменилось сочным контральто:

– Ну наконец!

Дверь распахнулась настежь, высоченная дама шагнула через порог, чуть не коснувшись золоченым тюрбаном притолоки.

– Знаю, все знаю! – Εе неожиданно светлые на смуглом лице глаза оббежали обстановку. - Скопление зловещих эманаций, сглаз, порча, венец безбрачия.

Волков привстал и поклонился:

– Мадам Фараония, благодарю, что откликнулись на просьбу. Будьте любезны присесть.

Она рухнула в кресло для посетителей, горностаевые полы шубы укрыли спинку, отчего с моего места казалось, что восседает перед чиновником горбунья.

– Не трудитесь представляться, юноша, в вас тайн для меня нет,ибо внутренним взором постигаю я такие глубины…

– Вы ведь в имперских чародейских списках значитесь? – перебил Григорий Ильич. - Правде не под творческим псевдонимом, а…

Он подвесил многозначительную паузу, Фараония вздохнула и сказала уже без аффектации:

– Состою,только не афиширую, от сил тех толку немного,только помехи в коммерции. Дальше что?

– Не откажетесь проконсультировать нас именно в чародейской своей ипостаси?

Что-то такое в этом Волкове было, не чародейское, нет, что–то исконное, мужское, отчего немолодая уже Фараония девичьи покраснела:

– Вам не откажу.

Ящик стола скрипнул, Григорий Ильич опустил в него руку, пошарил,извлек обрезок веревки, спрятал, сызнова пошарил и выложил на зеленое сукно ленту неопределенного мною навскидку материала в лилово-зелено-бурых разводах.

Провидица посмотрела, ее жирно подведенные губы сложились брезгливой миной:

– Навский артефакт подчинения, сейчас неактивный. Где нашли?

– С этой вот барышни снял.

Серебристые глаза мадам взглянули на меня мельком:

– И каким же образом, господин пристав? В дудку дудели? Арканы плели? Хотя, погодите, - она вытянула складчатую черепашью шею, – вы его разорвали, чем–то мощным.

Волков кивнул на стенной шкаф, к дверце которого прислонялась трость. Фараония проследила взглядом, кивнула:

– Достойная работа. Что ж, артефакт вы уничтожили, починке он не подлежит, а жаль, стоит он немало. То есть, простите, чисто гипотетически , если предположить, что существует некий тайный рынок навских диковинок, цена достигла бы двух тысяч серебром.

– А действовал как? - спросила я, черные рынки меня не интересовали.

Собеседники повернулись ко мне с таким видом, будто стена заговорила. Пришлось уточнить:

– Когда в силе был.

Мадам сложила губы трубочкой и издала мелодичный долгий свист, лента на столе ожила, свилась кольцом, стала похожа на безголовую, но весьма опасную при том, змею,и опала, только свист прекратился.

– В комплекте дудочка должна идти для управления, – пояснила Фараония. - Не простая, навья, без нее артефакт с жертвы не снять. Жертва же волю теряет, дудочнику подчиняется, что он скажет,то и исполнит.

– А чтоб набросить? Это только дудочник может?