Незваный гость (СИ) - Коростышевская Татьяна Георгиевна

Мадам посмотрела на Волкова,тот кивнул, чтоб отвечала.

– Кто угодно, любопытная вы барышня. Набросить мог кто угодно, но вот слушаться вы стали бы именно владельца дудки.

Подумав немного, я решила:

– Носильщик меня змеей наградил,точно он. Инструмент же прятался у извозчика, подельники они, обоих брать надо.

– Как прикажете, госпожа суфражистка, - улыбнулся Григорий Ильич. – Браво! Без вас ни за что бы не разобрались . Мадам Фараония, голубушка, после того как мы здесь с пострадавшей барышней закончим, не в службу а в дружбу, повторите все это под запись моему секретарю, он протокол составит.

Что значит, закончим? Я даже поежилась от тревожного предвкушения. Чародейка же, разомлевшая от «голубушки», наконец посмотрела на меня с интересом.

– Евангелина Романовна, - ворковал Волков, - валеночек ваш мы сейчас снимем, да посмотрим с драгоценной нашей помощницей, чем вам ножку покалечило, моей палицей,или остаточным фоном поганой навской волшбы.

Тут в кабинет явился регистратор Давилов с подносом,и пока он расставлял на столе стаканы в канительных подстаканниках, начальник его достал откуда-то нож и пошел на меня. Я взвизгнула и вжалась в диван, Давилов дрогнул, стаканы звякнули, Фараония басовито расхохоталась:

– Не бойся, рыжая, если ногу отнимать придется, я тебя в сон колдану, чтоб не мучалась. Кличут-то тебя как, Евангелина? Евой? Нет, погоди, сейчас.

– Γелей, - глумился вооруженный мизогин. – Молодец, говорят, Γелюшка, что спокойно осмотреть себя позволяешь.

От частичного цитирования моих ночных бредней, бросило в жар. Волчара ты позорный, Григорий Ильич. Как можно?

Запах по помещению разносился престранный, будто жженным cахаром потянуло. Я заметила, как паучьими лапками шевелятся длинные пальцы Фараонии, чардейка плела арканы.

– Осади, - вдруг прикрикнула она, – как тебя, Грегор? Не трожь. Ты, жирный Евсей, да ты, вон ступай, у порога сторожи, чтоб не мешали. Да к чарке от сегодня прикладываться не смей, печенка у тебя скоро наружу полезет, не бросишь пить, до травеня не доживешь, сиротами Пашку, Машку, Глашку и Наташку оставишь. Наташка, к слову, не от тебя.

Давилов хлопнул дверью и, судя по звуку снаружи, в аффекте к ней привалился. Волков стоял надо мною, послушно замерев.

Γрегор? Не берендиец он что ли?

Чародейка поднялась, оставив на стуле соболью шубу, шагнула к столу и, не торопясь, один за другим выпила три стакана чайного кипятка.

– Такое дело, - проговорила задумчиво, выпуская из ушей струйки белого пара, - навья волшба с чардейством может такие брожульки устроить, что никому мало не покажется. Поэтому действовать будем осторожно. Геля, снять валенок можешь?

Подергав и так и эдак, я со вздохом ответила:

– Никак не получается. Только я ведь там все осмотрела перед ночевкой и наутро, до того как валенки нацепить, ушиб был изрядный, синяк.

– Кровь?

– Не было крови.

– Или ты не заметила,и царапинки малой довольно. Бери-ка у нашего стража порядка нож, да сама режь.

– Ногу?

– Голенище.

– А почему этого не могу сделать я? - вклинился Волков.

– По кочану! Руки лишними стали?

– И мне мои не лишние, - напомнила я, отобрав все-таки нож.

– Никому не лишние, - кивнула чародейка, - только нога тоже твоя, поэтому именно твой главный интерес.

Лезвие легко рассекло войлок, голень поперла из разреза как тесто из квашни. Я дернула ногой, сбросила на пол покалеченную обувку.

– Чулок, - командовала Фараония. - Да не снимай его, подвязками кавалеру не свети, по колену режь.

Я послушалась,только зажмурилась, когда, скрючившись, стягивала с ноги обрывок. Было страшно и стыдно, в равных примерно пропорциях. Стянула и замерла, откинувшись на диванчик. Повисшую в кабинете тишину нарушило глубокое контральто мадам. Умеет тетка ругаться, чего уж. Будь я не сыскарь, а, предположим, просто барышня, непременно бы чувств лишилась . Волков молчал. Может лишился как раз он?

Я открыла один глаз. Чародейка как раз хлопала начальника по плечу:

– Ты понял, да? Понял, как эти … – тут опять стояла заковыристая конструкция, указывающая на крайнюю степень нехорошести «этих» – …свои артефакты производят?

– Можно поподробней? - Я посмотрела вдоль себя, нога-колода бугрилась лилово-зелено-бурым, нехорошо бугрилась, подвижно, будто под кожей копошились черви или гнездо змей. – В теле человеческом производят?

– Выращивают, - контральто пропело, - ах, рыжая, не будь здесь твоего кавалера, я б уговорила тебя ногу свою мне подарить, да приладила тебе новую взамен.

– Деревянную? Как у морского пирата?

– Да хоть золотую.

– Давайте так,тетенька: вы мне золотую ногу отдельно, можно даже без обертки,и даже в виде слитков, а эту вот чертобесию себе под кожу заберете до полного вылупления.

Торг безжалостно прервали в самом начале.

– Мадам Фараония, каков ваш вердикт?

Чародейка фыркнула:

– Дело понятное : ты по артефакту посошком своим саданул со всей дури, голову змее снес,только лоскутки по закоулочкам.

– И один из этих лоскутков решил самовозродиться в теле Евангелины Романовны? Но это немыслимо!

– Было бы немыслимо, – мадам кивнула в сторону шкапа, – если бы твои арканы мудреные с навьим колдовством не перемешались.

– Так и думала, Григорий Ильич, - сказала я деловито, – что вы в моем положении виноваты.

– Если бы не я, Евангелина Романовна, вы бы сегодня уже в приказной мертвецкой почивали вечным сном. Вас ведь ограбить хотели и убить.

– Если бы, да кабы! Предупредить не подумали? Вам следовало немедленно мне ситуацию объяснить, да, не сходя с места, провести арест обоих преступников. Вы же предпочли представление устроить, драться со мной полезли. – Разгорячившись, отчитывала я Волкова, будто подчиненного. - А что теперь? Где злодеи? Ищи ветра в поле?

– Будьте любезны, барышня Попович, свой командирский тон оставить, – холодно проговорил чиновник, - и впредь со мною его себе не позволять. Я именно что собирался произвести немедленный арест, для которого требовалось это уединенное место покинуть. Если бы вы не набросились на меня злобной фурией, а покорно место свое в санях уступили, извозчик был бы схвачен сразу за поворотом.

фараония, уяснившая из разговора причину спора, возразила:

– Рыжая за санями бы бросилась, на ней ведь змей был.

Волков тряхнул кудрями:

– Нет, драгоценная мадам, артефакт был бы мною уже снят, я поймал его как рыбку на крючок и притравливал помаленьку, и вытащил бы. Но барышня полезла в драку, пришлось торопиться, от спешки удар пришелся по щиколотке.

Чародейка посмотрела на меня уважительно:

– Стало быть, в драке рыжая победила?

Волков широко улыбнулся с видом мужчины-покровителя, что-де, пусть слабая женщина воображает себе всякое, мы то с вами прекрасно знаем, кто сильнее и лучше дерется.

– Я решил не суетиться, первый день в городе, обстановка не ясна, девица уже свободна. Отложил все наутро. - Он сызнова тряхнул головой. - Но вернемся к делам нынешним.

– Ногу отнимать не дам! – предупредила я. - То есть дам, но в самом патовом случае.

– Вы ещё и шахматистка?

Ох каким взглядом я его наградила! Сталь в нем можно было плавить, а в ответном – закалять,так он был льдисто-холоден.

– Век бы на вас, молодежь, любовалась, - пропела чародейка умильно. - Экая эфиопская страсть, даже в фильмотеатре такую не покажут. Жаль, времени нет, клиентки меня дожидаются. Посему, приступим. Гелька, не ори, ногу пилить не придется. Хотя, ладно, ори, больно будет наверняка.

– Что значит, наверняка? - уточнила я осторожно.

– Значит, скорее всего. Мы же про навьи свиристелки вообще мало что знаем. – Она сказала не «свиристелки», но не суть. - Терпи, ори, но с места сходить не смей. Пусть наш Грегоpи-воин посох свой волшебный на изготовку возьмет, да только свиристелка тело девичье покинет, молотит по этой чертобесии со всей мочи. А я выманить ее попробую.