Королева - Карен Линч

— Ничего себе, — выдохнула я.

Я подняла глаза на Фариса и Конлана, которые, судя по их виду, были столь же удивлены, как и я.

— Это глаэферовские клинки, — спустя минуту тишины сказал Фарис.

— Самое лучшее оружие, которое получает воин после своего меча, — объяснил Конлан. — Говорят, что первые глаэферовские клинки выточили Асраи.

Я уставилась на него.

— Ты уверен, что Фаолин собирался подарить их мне?

В глазах Конлана заплясали смешинки.

— Любой, кто сможет ударить Неблагого принца и главу его безопасности, заслуживает такого подарка.

— Ты ударила Неблагого принца? — резко спросила мама. — И одного из королевских стражей?

Я вздрогнула, потому что из её уст это звучало крайне плохо.

— Это довольно долгая история. Я позже объясню.

Она пригвоздила меня своим деловитым взглядом.

— Как вижу, нам о многом предстоит поговорить.

— Ты всё ещё не открыла подарок Лукаса, — выпалила Виолетта.

Со смесью любопытства и неприязни я взглянула на коробку. Несколько недель Лукас вёл себя так, словно меня не существовало, и вот он находит время на подарок мне. Я не знала, как на это реагировать.

Я сдернула упаковочную бумагу с верхней части коробки и потянула её ниже по всей длине. А коробка была большой, почти метр длиной. Под бумагой оказалась ничем не примечательная картонная коробка, но подняв крышку, я увидела очертания чёрной гитары внутри.

Виолетта заглянула внутрь поверх моего плеча.

— Он купил тебе новую гитару. Готова поспорить, что она классная.

— Ты собираешься открывать коробку? — поинтересовался папа, и я поняла, что слишком долго смотрю на футляр.

Я вытащила футляр из коробки и положила его на стол. Отстегнув защёлки, я подняла крышку и посмотрела на инструмент внутри. Только спустя несколько долгих минут я поняла, на что смотрю.

Слёзы затуманили моё зрение. Я протянула руку и коснулась гитары, играть на которой научил меня дедушка, гитары, которая была моей самой ценной вещью, пока двое мужчин не вломились к нам в дом и не сломали её. Я так и не смогла выкинуть её, поэтому запихнула под кровать, туда, где не могла видеть.

— Как? — прошептала я.

— Лукас попросил меня об этом, и я отдал ему гитару, — сказал папа — Я не знал, можно ли её восстановить, но он сказал, что сможет сделать это.

— Сыграй, — сказала Виолетта, а Финч согласно засвистел.

Я вынула гитару из футляра и села. Через минуту, которую я потратила на настройку, я сыграла несколько аккордов из любимой песни Финча. Гитара звучала точно так же, как и до того дня, когда её сломали.

Я притворилась, что настраиваю струны, чтобы не смотреть, как все наблюдают за мной. Я не понимала, как Лукас мог в той мере ценить меня, что постарался вернуть мне то, что так много значило для меня, и в то же самое время не желать видеть меня или даже просто взять телефон, чтобы позвонить мне. В этом не было никакого смысла, и я запуталась ещё больше.

— Тебе нравится? — спросил Конлан.

— Она идеальна, — честно призналась я и стала играть до тех пор, пока боль в моей груди не угасла.

* * *

Я задрожала и натянула шапку ниже на уши, защищаясь от пронизывающего ледяного ветра, который гулял по кладбищу. Казалось, эта зима длилась вечно и не была готова уступать свои права.

Находившаяся рядом со мной мама внешне стоически переносила мороз. Она присела, чтобы заменить старый букет у подножия белой мраморной плиты на свежий. Она перебирала цветы, тихо разговаривая с сыном, который, по её мнению, был похоронен там.

Поверх её головы я встретилась взглядом с папой и увидела, как тяжело ему было. Последние двадцать лет они с мамой скорбели о своём утраченном сыне, а теперь ему приходилось наблюдать, как она продолжает терзаться. Он посоветовался с врачами, насколько возможно ей рассказывать о событиях, которые она не помнит, и врачи сказали, что маленькие дозы информации не должны навредить. Чтобы избежать ухудшения состояния, нам надо позволить ей самой в нужном темпе восстановить память.

Мы с папой решили, что кто-то из нас всегда будет рядом с мамой на случай, если вдруг она вспомнит нечто травмирующее психику, и при этом окажется одна. Пока это было довольно просто провернуть, потому что с момента возвращения домой три дня назад она впервые вышла из квартиры.

Мама не была глупой. Она прекрасно понимала, что мы что-то утаиваем от неё, но папа попросил её довериться ему, и она, не раздумывая, согласилась на это. Полагаю, на данный момент ей было достаточно нас двоих рядом.

Я опустила взгляд на выгравированное имя на небольшом надгробии. Всю свою жизнь это было единственное место, где я хоть как-то чувствовала связь с братом. Будучи сейчас здесь, зная, что в могиле лежало не тело Калеба, я не знала, что чувствовать, кроме как закипающую ярость на личность, которая разорвала мою семью на части.

Мама встала и ласково провела рукой в перчатке по маленькому ангелочку на вершине надгробия. Она распрямила плечи и улыбнулась мне, но я уловила печаль в её глазах до того, как она смогла по привычке спрятать её.

— У тебя так покраснел нос, что едва не светится, — подшутила она.

— Именно о таком виде я и мечтала.

Рассмеявшись, она взяла меня под руку.

— Давайте заскочим в тайское кафе по пути домой. Умираю, как хочу чего-нибудь пикантного, заодно согреемся.

Я тут же забыла о холоде. Со времени возвращения домой она ела как птичка и впервые показала интерес к еде. Тайская кухня была её любимой, не моей, но я была готова есть её неделю напролёт, если это потребуется, чтобы она стала хорошо есть.

— Я не отказалась бы от Пад-тай1, — я посмотрела на