Приз варвара (ЛП) - Диксон Руби

— Но и времени поменьше на то, чтоб побыть наедине, — отмечаю я. — А мы по-прежнему и близко не приблизилась к моей цели. — Я усаживаюсь прямо и обеспокоенно смотрю на него. — Думаю, нам стоит снова поцеловаться.

Но даже тогда, когда я это говорю, все мое тело напрягается, и я чувствую, как покрываюсь холодным потом.

— Я чувствую твой страх, — тихо говорит он и ободряюще потирает мне руки. За последнюю неделю я пристрастилась к его прикосновениям. Как получается так, что мне нравится мысль о том, чтоб с ним обниматься, но как только подумаю о поцелуях, меня словно парализовывает? — Что могло бы заставить тебя меньше бояться?

Я одариваю его едва заметной улыбкой.

— Понятия не имею.

— Ты уже добилась больших успехов. Вспомни то время, когда мы впервые пришли в эту пещеру. — Он проводит пальцем по моей щеке. — Теперь я могу прикоснуться к тебе, и ты не начинаешь тут же плакать.

Господи! Меня охватывает чувство вины. Я не очень-то справедлива к нему, не так ли?

— Хотелось бы, чтоб мы могли побыстрее продвинуться вперед, но ласки мне даются тяжело.

— Тогда… разве нам обязательно ласкать именно друг друга?

Я хмуро смотрю на него.

— Что ты хочешь этим сказать?

Он выглядит удивленным.

— Разве люди ради удовольствия себя не ласкают?

Ооо. Мастурбация. У меня начинают гореть щеки.

— Ты имеешь в виду… прямо на глазах друг у друга?

Почему ж мне это кажется таким чудовищно скандальным? И почему я не сразу отвергаю подобную идею? Я аж немею от ужаса от самой мысли о том, чтоб ласкать себя прямо перед ним, однако в глубине души я еще больше заинтригована, что он предпримет. Неужели это так ужасно, что я мечтаю понаблюдать, как он этим занимается?

— Ну, в уединении я занимался этим уже много раз, но не думаю, что тебе сильно полегчает, если я сделаю это еще раз.

У меня вырывается нервный смешок. Это самый причудливо откровенный разговор в жизни.

— Да, полагаю, ты прав.

— И, если хочешь, во время этого мы можем все обсудить.

Я прикусываю губу, обдумывая то, что он предлагает. Грязные разговорчики и мастурбация. Я, конечно, заинтригована, и в то же время мне жутко страшно. У меня такое ощущение, будто это похоже на важный шаг вперед. И тем более, если я никогда не рискну, то никогда не смогу избавиться от своих проблем. Парадоксально, но это кажется менее интимным, чем поцелуи.

— Пожалуй, мне не хочется делать это первой.

Он медленно кивает головой, и в его глазах снова появляется горящий, напряженный взгляд, от которого меня тут же бросает в дрожь.

— Значит, первым буду я. Готова?

Господи, помилуй. Готова ли я? Мне бы хотелось сказать ему, чтоб подождал, что я еще не готова. Что у меня нет уверенности, что мы поступаем правильно. Но время на исходе. Я знаю, что когда мы все вернемся в главную пещеру, для нас с ним будет уже невозможно сбежать от всех, как раньше. Кто-нибудь точно нас раскусит. Моим ухажерам скоро надоест та игра, в которую Джоси их гоняет, и они вернутся, чтобы меня доставать.

Салух терпеливо смотрит на меня и осторожно снимает меня со своих колен.

— Я не могу сделать это, пока ты сидишь прямо там.

Ну конечно. Я перебираюсь в шкуры и усаживаюсь, подогнув под себя ноги, как мне обычно нравится. Но я не спускаю с него пристального взгляда. Не могу не смотреть. Он тянется к завязке на талии своих кожаных леггинсов, и у меня во рту пересыхает. Он собирается сделать это ради меня… потому что это может помочь мне вернуться в прежнее состояние? А может, потому, что он просто хочет сделать это передо мной?

Сама мысль об этом необычайно возбуждает.

Пока я, потерявшая от потрясения дар речи, жду, он заканчивает развязывать штаны и спускает их вниз. На нем… нет нижнего белья. Меня это ничуть не удивляет, поскольку я уверена, что они чужды ша-кхаям, которые одеваются так, будто на улице прекрасный весенний денек, а не бесконечная зима. И тогда, конечно, прямо перед моими глазами предстает самый большой синий член, который я когда-либо в своей жизни видела. Я велю себе: «Не пялься!», но перед кем мне притворяться? Я пялюсь. Потому что, черт возьми, тут есть, на что пялиться. Его бедра массивные, сильные и широкие, прекрасного синего оттенка, которые так и просятся, чтоб я провела по ним руками. Странные, костистые гребни, характерные для ша-кхай, спускаются по передней части каждого мускулистого бедра вплоть до коленных чашечек. Когда он скидывает штаны, я мельком разглядываю его сильные икры, но мой взгляд тут же снова прокрадывается обратно вверх.

Обратно к его члену, потому что я всего лишь человек. И, честно говоря, это и правда отличный член, несмотря на то, что он весьма… отличается от человеческого. У ша-кхаев оказывается на членах такие же бугристые выступы, как и на коже, а сверху у него выступает жесткая шпора. Его яйца тяжелые и темные, а в паху он безволосый, в отличие от человека. Головка его члена толстая, и его кожа там выглядит такой же бархатистой. В свое время я видела несколько членов, и этот, пожалуй, самый лучший из всех. Он не обрезан, но это все равно не меняет того, насколько он впечатляюще большой и толстый. Ну и ну!

В маленькой пещере внезапно становится ужасно жарко.

Я отрываю взгляд от его стояка и, подняв глаза, смотрю, как Салух стягивает с плеч жилет настолько чувственным движением, что, будь у меня пару долларов, так и хотелось бы впихнуть их ему в стринги или что-то вроде того. Этот мужчина потрясающе двигается. Проклятье!

Полностью обнажившись, он смотрит на меня сверху вниз. Его длинные черные волосы падают ему на плечи, и он грациозным движением откидывает их за спину. После этого он осматривает шкуры прямо под своими ногами.

— Ты хочешь, чтобы я сидел или стоял?

Зачем он спрашивает меня?

— Э… делай, как хочешь, лишь бы тебе было удобно.

Положив руку на бедра, он на секунду задумывается. Это привлекает внимание к тому, что его член, будучи в полностью возбужденном состоянии, очень даже бесстыдно выступает от его тела. Я… не могу перестать глазеть на него.

— Обычно я сижу.

Вытянув свое большое тело, он еще раз усаживается в шкурах и рукой тут же тянется к члену. Он обвивает пальцами его основание и выжидающе смотрит на меня.

— Что? — я тревожно ерзаю на своем месте. Чувствую я себя в этой ситуации выбитой из колеи и, как ни странно, уязвимой. Нет… совсем неплохо. Просто как-то странно. Я уже занималась сексом, до того, как меня изнасиловали. Господи, я даже мастурбировала. Не сказать, что я не чувствую себя в безопасности. Просто я чувствую, что… у меня как-то странно перехватывает дыхание. Я крепко сжимаю бедра, потому что между ними начинает колотиться пульс.

— Скажи мне, что ты хочешь, чтобы я сделал.

— Я-я? — спрашиваю я, заикаясь. — О чем это ты?

— Хочу, чтобы ты поделилась со мной о том, что ты хочешь, чтобы я сделал. Ну…, как я должен прикасаться к себе, чтобы доставить тебе удовольствие.

У него глаза опять блестят той дикой интенсивностью, и когда я бросаю взгляд с его лица обратно на его член, на его головке я замечаю гораздо больше капелек предсемени, словно просто разговор со мной заводит его, как никогда.

— Зачем тебе нужно, чтобы я тебе подсказывала?

— Потому что это доставит мне удовольствие, — отвечает он резким голосом. В его голосе слышится хрипотца, которой раньше не было, и я вижу, как его ладонь, обхватившая член, напрягается, как будто он принуждает себя не ласкать его без соответствующего разрешения. — А еще потому, что хочу, чтобы ты поняла, что я буду делать лишь то, что доставит тебе удовольствие. Не более того.

Господи. Обхватив себя руками, я пялюсь на него. Он не двигается, и вдруг я понимаю, что ради меня он, держа член в руке, терпеливо выжидает, и тогда я чувствую себя в безопасности. Он передает мне полный контроль. Если прикосновения будут меня пугать, мы займемся какими-нибудь другими пикантными шалостями, чтобы подготовиться к прикосновениям. Он готов делать все, чего бы я ни захотела, лишь бы это помогло мне.