Тахера Мафи - Разрушь меня
— Я скажу тебе свое, если ты скажешь свое.
Я на сантиметр отодвигаюсь. С трудом сглатываю.
— Ты уже знаешь мое имя.
Он смотрит мне в глаза.
— Ты права. Перефразирую. Я имел ввиду, что скажу тебе свое, если ты покажешь мне свое.
— Что? — Я внезапно начинаю быстро дышать.
Он начинает перчатки, и я нервничаю.
— Покажи мне свои способности.
Моя челюсть настолько сильно сжата, что начинают болеть зубы.
— Я не стану тебя трогать.
— Все в порядке. — Он стягивает вторую перчатку. — Мне на самом деле не нужна твоя помощь.
— Нет...
— Не волнуйся. — Он скалится. — Я уверен, это не причинит тебе вреда.
— Нет. — Я задыхаюсь. — Нет, я не стану... я не могу...
— Хорошо, — огрызается Уорнер. — Просто отлично. Ты не хочешь причинять мне вреда.
Я польщен. — Он закатывает глаза. Смотрит дальше по коридору. Замечает солдата. Зовет его. — Дженкинс?
Дженкинс быстр, несмотря на свои размеры, он уже через секунду стоит возле меня.
— Сэр.
Он склоняет голову на дюйм, хотя ясно, что он старше Уорнера. Ему не может быть более двадцати семи; коренастый, крепкий, большие мышцы. Он с жалостью косится на меня. Его глаза смотрят с теплотой, и это для меня неожиданно.
— Я хочу, чтобы ты сопроводил мисс Феррарс вниз по лестнице. Но предупреждаю: она невероятно упорно отказывается от сотрудничества, и будет пытаться вырваться из твоей хватки.
— Он нарочито медленно улыбается. — Не имеет значения, что она скажет или сделает, солдат, ты не должен её отпускать. Всё ясно?
Глаза Дженкинса расширяются, он мигает, ноздри вздуваются, руки — по швам. Он коротко вдыхает. Кивает.
Дженкинс — не идиот.
Я начинаю бежать.
Я бегу по коридору, пробегаю мимо ошеломленных солдат, слишком напуганных, чтобы остановить меня. Я не знаю, что делаю, почему могу бежать, куда я могу бежать. Я пытаюсь добежать до лифта в надежде, что выиграю время. Я не знаю, что мне делать.
Команды Уорнера отскакивают от стен и взрываются в моих барабанных перепонках. Ему не нужно гоняться за мной.
Он поручает другим делать работу за него.
Солдаты выстраиваются в линию передо мной.
Возле меня.
Позади меня.
Я задыхаюсь.
Я вращаюсь в кругу собственной глупости, паникую, боюсь, окаменела от мысли о том, что сделаю с Дженкинсом против своей воли. Что он сделает со мной против своей воли. Что будет с нами обоими, несмотря на наши наилучшие намерения.
— Лови её, — говорит мягко Уорнер.
Тишина — в каждом углу этого здания. Только его голос раздается вокруг.
Дженкинс ступает вперед.
Мои глаза слезятся, и я закрываю их. Я умоляю их открыться. Я моргаю на толпу и замечаю знакомое лицо.
Адам с ужасом наблюдает за мной.
Стыд покрывает каждый сантиметр моего тела.
Дженкинс протягивает мне руку.
Мои кости начинают сгибаться, щелкая в синхронности с ударами сердца. Я падаю на пол, сворачиваясь в хрупкий комочек. Мои руки такие болезненно обнаженные в этой рваной футболке.
— Нет... — Я поднимаю руку, умоляя глазами, глядя в лицо этого невинного человека. — Прошу, не... — Мой голос ломается. — Ты не хочешь прикасаться ко мне...
— Я никогда не говорил, что хочу.
Голос Дженкинса глубок и устойчив, полон сожаления. У Дженкинса нет перчаток, защиты, подготовки, никакой возможности для отпора.
— Это прямой приказ, солдат, — рявкает Уорнер, целясь пистолетом ему в голову.
Дженкинс хватает меня за руки.
НЕТ-НЕТ-НЕТ. Я задыхаюсь.
Кровь приливает по моим венам, спешит через все мое тело, как бушующая река, волны тепла плескаются по моим костям. Я слышу его страдания, я чувствую силу, изливающуюся из его тела, я слышу, как его сердце бьется в моих ушах, голова идет кругом от адреналина, укрепляющего мое существование.
Я чувствую себя живой.
Я желаю, чтобы это мне навредило. Я желаю, чтобы это покалечило меня. Я желаю, чтобы это оттолкнуло меня. Я желаю, чтобы я ненавидела мощную силу, которая крутится вокруг моего скелета.
Но я не могу. Моя кожа пульсирует от чьей-то жизни, и я не ненавижу это.
Я ненавижу себя за то, что наслаждаюсь этим.
Мне очень нравится чувствовать себя более полной жизни, надежды, человеческой силы, тогда я знаю, на что способна. Его боль доставляет мне невиданное удовольствие.
И он не отпускает меня.
Он не отпускает, потому что не может. Потому что я должна первой разорвать связь.
Потому что агония парализует его. Потому что он попал в мою ловушку.
Потому что я Венерина мухоловка.
И я смертельна.
Я падаю на спину и ударяю его в грудь, желая отодвинуть его от себя, желая убрать его тяжесть над моим маленьким телом; его обмякшее тело падает на мое собственное. Вдруг я начинаю кричать и дергаться, слезы перекрывают мой обзор; я икаю, я в истерике, я в ужасе от застывшего на лице у этого человека взгляда; через его окоченевшие губы выходят хрипы.
Я освобождаюсь и отступаю. Море солдат расступается позади меня. На каждом лице виднеются изумление и чистый, чистейший страх. Дженкинс лежит на полу, и никто не смеет приблизиться к нему.
— Кто-нибудь, помогите ему! — кричу я. — Кто-нибудь, помогите ему! Ему нужен врач... его нужно госпитализировать... ему нужно... Боже... что я наделала...
— Джульетта…
— НЕ ПРИКАСАЙСЯ КО МНЕ... НЕ СМЕЙ ПРИКАСАТЬСЯ КО МНЕ...
Перчатки Уорнера снова на месте, и он пытается удержать меня на месте, он пытается пригладить мои волосы, он пытается стереть слезы, а я хочу его убить.
— Джульетта, тебе нужно остыть...
— ПОМОГИТЕ ЕМУ! — Я плачу, падая на колени, мои глаза прикованы к фигуре на полу.
Другие солдаты наконец подходят ближе, осторожно, как будто он может быть заразным. — Умоляю... помогите ему! Прошу...
— Кент, Кертис, Соледад... РАЗБЕРИТЕСЬ С ЭТИМ! — Уорнер отдает им четкий приказ, перед тем как сгрести меня в охапку.
Я продолжаю дергаться, и мир темнеет.
Глава 14
Я то вижу потолок, то он исчезает из поля моего зрения.
Голова тяжелая, обзор размыт, сердце напряжено. Особый аромат паники застрял где-то под языком, и я стараюсь вспомнить, откуда он взялся. Я пытаюсь встать и не понимаю, почему я лежу.
Кто-то кладет руки на мои плечи.
— Как ты себя чувствуешь? — Уорнер смотрит на меня сверху.
Вдруг мои воспоминания воспламеняются, лицо Дженкинса всплывает в моем сознании, и я размахиваю кулаками и кричу на Уорнера, чтобы тот отошел от меня, и пытаюсь вырваться из его захвата, но он лишь улыбается. Смеется. Мягко удерживает руки возле моего туловища.