Двое для трагедии - Анна Морион
Я был вне себя от отчаяния и взвыл как дикий зверь. Машинально схватив кресло, я бросил его в родителей: мне хотелось избавиться от них, покалечить их – так безгранична была мой ненависть к ним.
Родители легко увернулись от брошенного мною кресла, и я заметил, как округлились их глаза – они явно не ожидали от меня такой ярости.
– Где Вайпер? – в который раз мрачно спросил я.
– Ты никогда больше не увидишь ее. Ее больше нет. Мы – твоя семья, и мы любим тебя! – дрожащим голосом ответила мать.
– Бессердечные! – Подойдя к камину, я снял со стены огромный семейный портрет. – Моя семья? – Я с силой ударил картиной об острый край камина: рама тут же разлетелась, холст лопнул, и я медленно и хладнокровно разорвал его на куски.
Мать вскрикнула и заплакала. Отец ошеломленно смотрел на меня, словно не веря своим глазам.
– Моя семья? У меня больше нет семьи. Вайпер была моей семьей, но вы забрали ее у меня, – тихо сказал я.
– Сейчас ты страдаешь, но вскоре обязательно исцелишься от нее! – со слезами на глазах воскликнул отец.
– Моя любовь к Вайпер – не болезнь. Вы лишили меня той, ради которой я существовал.
– Она привела бы тебя к могиле! Ты стал бы таким же живым мертвецом, как Барни! Если ты не хочешь думать о себе, то подумай обо мне! Какие страдания ты причиняешь мне своими словами! Как я смогу жить без тебя? Мы спасем тебя, если ты не хочешь спасти себя сам! – Голос матери прерывался слезами, но я был равнодушен к ним.
– Спасая меня, вы сами же приблизили мой конец, – спокойно сказал я: силы покинули меня, ярость утихла, и во мне осталась лишь тихая ненависть. – Вы убили ее… Теперь я верю. Вы посмели убить ее.
– Тебе кажется, что мы жестоки, что мы не имели права касаться вашей так называемой «любви», но, Седрик, мы твои родители, и мы живем ради твоего счастья, и это наш долг – устранять твои ошибки! – сказала мать, не переставая плакать.
Отец обнял ее и с болью в глазах посмотрел на меня.
– Смотри, что ты натворил, неблагодарный! – тихо воскликнул он.
– Это наш долг: спасти и уберечь тебя от неверного пути и вернуть к жизни! – продолжила мать.
– К какой жизни? Вайпер была моей жизнью, так что вы оставили мне? Вы думаете, что без нее я буду жить? Глупцы! Вы лишь ускорили мой путь к увяданию и падению! Я никогда не прощу вам убийства Вайпер. Я ненавижу вас! Отрекаюсь от вас! – Я пулей вылетел из зала, спустился в гараж, сел в первое попавшееся авто, слыша громкое рыдание матери и крики отца, и уехал, куда глаза глядят.
Я ехал целый день, глух и нем, останавливаясь лишь на заправках, и голод уже сделал меня безумцем: я остановился, убил первого попавшегося мне на пути, выпил его кровь и поехал дальше, не заботясь о сожжении трупа, а просто закопав его в землю. Ранним утром следующего дня я пересек границы Дании и сумел сделать это абсолютно незаметно, через леса. Граница не была мне помехой. Ничто не могло остановить меня. Заехав в густой лес, я утопил в пруду свой автомобиль и этим уничтожил единственные следы моего пребывания здесь:
Смысл жизни исчез. Вайпер была мертва, и с ней умер и я – духовно и морально, и надеялся, что умру физически.
Добежав до ближайшего кладбища, я нашел каменный заброшенный склеп. Я желал забвения, но знал, что не смогу сдерживать свои чудовищные инстинкты и что скоро вновь стану монстром. Предвидев это, я вооружился в ближайшем специализированном магазине огромными толстыми стальными цепями, затем забрался в выбранный мною склеп, забаррикадировал выход огромными, надежными, каменными глыбами и приковал себя к каменному гробу, чтобы не позволить моей вампирской силе победить мое желание иссохнуть и превратиться в мумию.
Мне незачем было жить: Вайпер была не со мной. Она была мертва. Я знал, что это так, потому что мои родители не стали бы лгать мне насчет ее убийства – ведь они знали, в какое бешенство, в какое нетерпимое мучение ввергнут меня. Я понимал, что теперь Вайпер была потеряна для меня навсегда. Ведь это так логично: нет Вайпер – нет проблемы. Я посадил ее в самолет и все это время думал, что она в безопасности. А она страдала. И я ничего не сделал, чтобы спасти ее.
Глава 49
Время пролетело, а я никак не могла поверить в то, что уже два года была оторвана от цивилизации и похоронена в глухом, забытом Богом месте. Я не знала, что за тюрьма пленила меня: кажется, Морганы нашли для меня самую ужасную, самую далекую и затерянную дыру, которую только можно было найти.
Я закрыла глаза в Англии, в замке Грейсона, и проснулась здесь. В тот момент я подумала, что умерла и попала в чистилище: увидев перед глазами серые угрюмые стены узкой кельи, я подумала, что перешла в то место, где буду спокойна, думала, что это была вторая ступень, ведущая мою душу в загробный мир. Но потом я увидела прекрасное беспристрастное лицо леди Морган, склоненное надо мной, и поняла, что мой земной ад продолжался, и я не была одарена милостью умереть.
Прямо из кельи меня повели на обряд пострига: мое опустошенное больное сознание больше не могло сопротивляться злу, и по дороге я сама решила, что теперь, когда я принесла безграничную боль родителям и Седрику, навсегда исчезнув из их жизней, мне необходимо было вымолить исцеление их кровоточащих душ. Каждый день, стоя на коленях в своей холодной узкой келье, я, со слезами на глазах, молила Бога помочь им исцелиться от боли, которую я им причинила. Здесь, в этом монастыре, я поверила в то, что, все же, есть Бог. Точнее, у меня не было выбора: во всем огромном холодном монастыре Бог был единственным, кому я могла излить свои слезы и вверить мои тайны.
Прошло только два года, а мне казалось, что я находилась здесь уже всю вечность. Я честно исполняла обязанности, наложенные на меня строгой матерью-настоятельницей, чтобы избежать наказания и быть полезной. Но то, что я заживо была погребена в католическом монастыре, понятия не имела ни в какой стране, ни даже на каком континенте я находилась, не знала, что происходит в реальном мире, угнетало меня. Я чувствовала себя паразитом, букашкой, ненужным нелюбимым ребенком. Реальный мир уже два года как перестал существовать – он был наглухо закрыт от меня Морганами и каменными стенами монастыря.
Сегодня, после утренней молитвы, ко мне подошла одна из
