Двое для трагедии - Анна Морион
«Не говори ему, где ты!» – это сказала моя мать.
Я набрал номер Вайпер, но ее телефон был отключен.
Что они сделали с ней? Они. Ведь мой отец всегда был рядом со своей супругой, и я не сомневался в том, что и сейчас они были вместе. И там, с ними, с разъяренными вампирами, находилась моя беззащитная Вайпер. Что они сделали, чтобы она сказала все то, что я услышал от нее?
Мысли безжалостно разрывали мою голову: она наполнилась ими как воздушный шар гелием, который скоро лопнет от переполнявшего его газа. Мир пошатнулся.
Я не мог принять то, что сказала Вайпер, и впал в состояние непринятия реальности: я сидел в автомобиле, недалеко от дома Владиновичей, смотрел на небо и не мог думать. Ни о чем.
Моя логика кричала о том, что Вайпер была мертва. Мертва по-настоящему. Мои родители убили ее, сразу, как только она положила трубку. Вайпер солгала мне – я не сомневался в этом. Я знал, что ее ложь была вынужденной. Но чем они пригрозили ей? Угрозой смерти?
Я отчетливо понимал, что это был конец. Все было уничтожено, но не Богом, не смертью, а теми, кого я ненавидел теперь навсегда, ненавидел лютой черной ненавистью – моими родителями.
И вдруг я понял, чем мои родители напугали Вайпер, чем заставили ее отказаться от меня: я посмотрел на дом Владиновичей.
Вайпер выдержала бы все, кроме смерти своих родителей.
Ее родители – вот на что они надавили.
Наша с Вайпер тайна была раскрыта, и я не сомневался в том, что никогда не увижу ее. Мои жестокие родители не могли оставить ее в живых. Вайпер была мертва и потеряна для меня. Значит, отныне был мертв и я.
Но вдруг во мне появилась надежда: я знал, что Маркус не допустил бы ее смерти. Вайпер могла быть живой. Нужно было найти ее и спасти из плена моих родителей!
«Будьте прокляты, бессмертные эгоисты! Я не отдам вам Вайпер! Даже не мечтайте!» – с невероятной злостью подумал я, сжимая руль моего автомобиля и оставляя на нем глубокие вмятины.
Откуда-то из глубины моей разбитой души восстала ярость: она вылилась как яд и жгла мои внутренности, растворяя их своей токсичной силой. Мой мозг, мое сознание, мои мысли – все было охвачено этой дикой яростью. На огромной скорости, нарушая все правила дорожного движения, я поехал в Прагу. Я был безумно зол, ярость на родителей и на их поступок ослепила меня настолько, что на резком повороте я не справился с управлением, и автомобиль вылетел глубоко в кювет, где перевернулся пять раз и остановился от столкновения с деревом. Но мне было безразлично все: заметят ли меня смертные, что они подумают об аварии, что будет, если меня заметят или если я попаду под солнечные лучи. Мне было плевать на это – я должен был попасть в Прагу.
Не получив от аварии даже царапины, я выскочил из перевернутого покореженного авто и со скоростью ветра побежал в Прагу. Я бежал и думал лишь о том, как заставлю весь мир принять мою любовь и заставлю родителей вернуть мне Вайпер.
Если она была еще жива.
Я бежал через леса, поля, города, – ничто не было мне препятствием к моей цели – замку Морганов. Люди, встречавшиеся на моем пути, замечали лишь тень, проскальзывающую мимо них. Вскоре я миновал лесную часть и побежал по дороге, ведущей в замок. В самом замке никого не оказалось, даже слуг.
Поднявшись в зал и, оглушенный реальностью и безмолвием, я остановился посреди этого огромного помещения и не знал, как выпустить свой гнев.
Мебель. Красивая, старинная, бесценная мебель. Картины, статуэтки, лампы. Все это напомнило мне о тех днях, когда этот замок был для меня родным. Теперь он стал олицетворением моего разрушенного мира: все было на месте, все стояло нерушимое, вековое, и будет стоять так вечно, пока не закончится эра людей и вампиров. Но моей любви и Вайпер не было, их разрушили те, кто дал мне жизнь и посмел решать за меня мою судьбу.
Я подошел к камину и взял в руки семейную фотографию, на которой была моя семья: родители, Маркус и я. Одна семья.
Одна семья? Я с ненавистью сжал в руках раму с фотографией, и она превратилась в большой металлический шар.
Камин был не зажжен, но благодаря тусклому лунному свету, освещающему зал через огромные окна, было светло.
Меня вновь наполнила безграничная ярость, и я впал в забытье. Когда моя ярость утихла, и мой разум отрезвел, я увидел, что весь огромный зал превратился в груду осколков поломанной на мелкие части мебели, все картины были изорваны моими руками, а их тяжелые деревянные рамы – поломанные и покалеченные, лежали неясной грудой около стен. Стекла и рамы окон были выбиты. В живых остались только две вещи: большое кресло у камина и висевший над ним огромный, семейный, написанный маслом портрет.
Я взглянул на эту картину и восполнился жгучей ненавистью к тем двоим, кто стояли в ее центре. Мне следовало избавиться от нее первой, как от напоминания о том, что я принадлежу к теперь ненавистному мне клану Морганов и к вампирам вообще.
«Нет, это будет моей сладостной местью, когда на глазах у родителей я покончу со всем, что нас с ними связывает, если они не вернут мне Вайпер» – с холодным презрением решил я.
К тому же мне было чем заняться: я собирался сжечь все то, что даже в обломках напоминало мне о моей семье. Я собрал все обломки рам, старинных шкафов, стульев, кресел, комодов, все разорванные холсты и шторы, и бросил все это в камин – он наполнился этой мертвой грудой до самого верха, но, благодаря своим огромным размерам, смог проглотить всю эту кучу щепок, обломков, разорванных холстов и тканей.
Под рукой не оказалось ни спичек, ни зажигалки, но это не остановило меня: я отломал два куска от останков каменных статуй, еще недавно охранявших камин, и с первого раза высек искру: упав прямо на кусок сухого холста, она быстро превратилась в огромный до потолка костер.
Я сел в кресле и смотрел на этот жаркий, бушующий, яростный огонь, и такой же костер сжигал мою душу, – он был всепожирающ и пропитан ненавистью. До моих ушей доносились стоны горевших дерева и холстов, и я чувствовал зловонную гарь горящего на холсте масла, и радовался: чем быстрее все это сгорит, тем быстрее я получу ответ.
Но вдруг меня пронзила мысль: я сам могу найти Вайпер! И я посмел потерять столько времени! Так много драгоценного времени!
Каждая секунда была
