Рыжий и черный - Татьяна Лаас

Грег задумчиво приподнял бровь, взяв с тарелки кусочек дыни с ветчиной. Оливер тут же подался вперед, локтями облокачиваясь на стол:

— Ты что-то знаешь?

— Знаю… — Грег решил, что особого секрета в деле нет. — Непосредственные работники, изготавливающие амулеты, уже почти все выявлены и дают признательные показания. Рунный кузнец, который разрабатывал весь технологический процесс, мертв. Вся верхушка завода арестована, владелец завода в том числе. Сам завод уничтожен. Дело готовится к передаче в королевский суд. Как-то так.

Оливер криво улыбнулся:

— А ты не потерял хватки. Приятно это осознавать.

Грег предпочел промолчать, отправляя в рот очередной кусочек дыни. Еле прожевал, потому что от слов Оливера скулы так и сводило.

— Дашь ознакомиться с делом?

Грег отрицательно качнул головой:

— Это Аквилита. Тот самый клочок проклятой земли, где твоей власти нет. Я поговорю с лером Хейгом о твоем допуске к делу, но не более того. Не надейся — экстрадиции в Аквилите нет. Судить виновных будут тут. И не стоит так кривиться — тут тот же самый Королевский суд, что и в Тальме. Аквилита не отрицает своей подчиненности Тальме.

Оливер отмахнулся от его слов:

— Прости, но сколько погибло у вас?

— Трое.

Тот скривился:

— Всего трое. А в Тальме только каждый день было до сотни зарегистрированных смертей из-за несработавших амулетов. Представляешь себе масштаб?

— Официально передай дело полиции Аквилиты, только и всего.

Оливер продолжал настаивать:

— У нас военное положение. Судить будут по законам военного дела.

Грег развел руки в стороны:

— А у нас нет военного положения, но понятия правосудия одинаковые с Тальмой. Оливер, угомонись — это дело Аквилиты. И раскрыли его аквилитские полицейские. Ты или с нами, или вообще в пролете.

Тот откинулся на спинку стула:

— Мелкая, гордая, безумная Аквилита… Она и тебя свела с ума.

— Мне нравится тут, только и всего, — признался Грег, понимая, что просить о помощи с лейтенантом Пирси он Фейна не будет.

Глава 51 День шестой, точнее ночь. Ревность

Брендон стоял в холле гостиницы, прислонившись к колонне, и ждал. Наверное, надо быть более романтичным и совершить что-нибудь безрассудное. Например, взобраться в номер к Андре через окно с букетом цветов в руках… Или в зубах, что вернее. Или нанять певцов, чтобы, стоя под окнами гостиницы, они спели серенаду, или самому тряхнуть стариной и вспомнить, что когда-то умел играть на гитаре. Надо было хотя бы купить букет цветов… Его взгляд упал на небольшой цветочный ларек в холле, где несмотря на позднее время девочка продавала букеты. Жаль, но Андре сразу догадается, что цветы куплены тут. Брендон уперся взглядом в пол — как-то для черного колдуна он крайне нерасчетлив и непредусмотрителен. Хотя у колдуна есть одно небольшое оправдание — он демонически устал за сегодня: устал бояться за Марка, рвущегося с помощью в катакомбы, потом пришлось бояться за Вики, потом устал от человеческой наглости и предприимчивости. Хотелось одного — остаться наедине с Андре и просто греться возле неё, но он обещал самому себе, что превратит оставшиеся дни в праздник. Обещания, даже данные по глупости, он всегда выполнял, и потому весь день берег покой Андре, отгородившись от неё — чтобы поток эфира, текший к ней, не приносил его усталость, негодование и даже злость. Он чувствовал себя как никогда старым и разбитым.

В холле гостиницы было многолюдно — спешили по делам служащие гостиницы, скучал за газетой полицейский шпик, пронеслась мимо охрана принца, сновали высокородные леры и их прекрасные спутницы не всегда столь же благородные, зато крайне чувствительные — при взгляде на Брендона и его татуировки они то и дело пугались и что-то выговаривали своим кавалерам. Брендону даже пришлось колоратку надеть, и то портье вызвал с улицы констебля — тот, выслушав жалобы падающей в обморок леры, все же отказался прогонять Брендона на улицу, арестовывать тем более. Как что чувствительным девицам приходилось или не замечать колдуна, или падать в обморок. На улице время от времени сверкали вспышки фиксаторов — репортеры ждали прибытия принца и делали снимки любого подъехавшего паромобиля — просто на всякий случай.

Наконец, Андре показалась на лестнице, поражая лер не меньше Брендона — у того сердце тоже чаще забилось, только по другой причине: Андре была такая хрупкая, и в тоже время такая уверенная в себе, красивая, необычная и солнечная. И дадут небеса, его. Одна её улыбка чего стоила. Преграда в эфирном потоке рухнула, буквально утапливая Брендона в тепле и чуть-чуть незаслуженной нежности. Усталость прогнало прочь — он вновь был готов на подвиги, только ради её улыбки, ради одного её взгляда, ради тепла в сердце.

Андре под бурные шепотки лер пробежалась по ступенькам — одетая по-мужски, она не могла не привлекать взгляд. Мужчины любовались её ногами, а леры именно ими же возмущались. Это не стыдливые блумерсы, больше похожие на перевязанные у стоп юбки, на Андре были настоящие мужские брюки и черный свитер, кожаная куртка и кепка, правда пока её Андре несла в руках. Видимо всем хотела продемонстрировать свою новую прическу, точнее цвет волос. Еще утром пурпурные, теперь они были иссиня-черные с алыми кончиками — Брендон с изумлением понял, что цвет был выбран под сияние его эфира. Андре подскочила к нему и быстро поцеловала в щеку, а он так спешил в гостиницу, что даже не побрился: парикмахерские уже были закрыты, а возвращаться в инквизицию означало потерять часа полтора только на дорогу.

— Доброй ночи, Брен! — снова улыбнулась Андре, согревая его теплом эфира, и он понял, каким дураком был весь день, избегая своих и её чувств.

— Добрый… — он улыбнулся кончиками губ и раскрыл правую ладонь. Над ней в воздухе возник алый цветок, поблескивающий эфиром. — Это печати… Каждый лепесток — защитная рунная цепь, просто сильно уменьшенная. Я как-то делал для Виктории защитную печать на ладонь, так она потом смотрела на меня как несправедливо поруганная добродетель. Примешь? — он указал глазами на «цветок».

— Обижаешь! — рассмеялась Андре, подтягивая вверх рукава куртки и свитера. — Запястье подойдет?

— Подойдет. Больно не будет. — Он аккуратно опустил «цветок» на запястье Андре, которое тут же закололо сотней иголочек. — Только чуть-чуть неприятно.

Андре полюбовалась своей первой печатью и тут же заявила:

— Потом обязательно научишь — я тоже хочу так уметь делать. Хорошо?

Он