Шарлотта Физерстоун - Похоть
Гластонбери, который на протяжении веков был известен как Земля Летних Людей, находился в центре празднования Белтейна. С детских лет отец Честити, который вырос в местной маленькой деревне, отмечал эту ночь каждый год. Каждый год, кроме этого.
По каким-то непонятным причинам отец, никогда не возражавший против того, чтобы сопровождать дочерей на деревенский праздник в канун Белтейна, вдруг начал вести себя так, словно местные жители и их гулянья были преданы анафеме. В этом году, заверив Честити и ее сестер, что они уже достаточно взрослые, чтобы наблюдать за Великой Охотой, сразу после того, как девочки позволили себе проникнуться приятным волнением в ожидании торжества, он в последний момент запретил им там появляться.
— Вы не пойдете на столь чувственное, полное жажды наслаждений зрелище. Это архаично, — бурчал отец, ожидая, пока они в спешке втискивались в городской экипаж.
После того как карета, покачиваясь, двинулась вниз по дороге, отец категорически отказался продолжать обсуждение этой темы, сказав дочерям лишь то, что те и так уже знали: они направляются в Лондон, на бал своего брата, после чего отправятся в городской дом Леннокса на Гросвенор-сквер, где проведут по меньшей мере две недели.
Все это выглядело очень, очень странным, особенно учитывая то, что отец всегда прикладывал максимум усилий, чтобы держать дочерей на почтительном удалении от столицы.
— В Лондоне одни только распутники и вороватые охотники за приданым, — всегда твердил отец.
Так почему же сейчас он изменил мнение? Казалось, что всю жизнь четырех сестер отец ограждал их от того, чтобы оказаться испорченными видами и звуками — даже запахами — Лондона, и все для чего? Чтобы однажды утром резко поменять свое отношение и чуть ли не силой отправить их в город.
Что-то было не так. Честити чувствовала. И это что-то имело прямое отношение к ее отцу и его сбивающему с толку поведению. Погрузившись в раздумья, она невольно поймала себя на том, что не может найти объяснение происходящему. Возможно, рассуждала Честити, глубоко вздыхая, ей никак не удается понять поведение отца потому, что разум все еще затуманен устойчивым ароматом чего-то… чего-то, окутавшего весь танцевальный зал.
Бросив взгляд на столь манящий тишиной лабиринт, Честити скользнула вниз по лестнице, легко, еле слышно шурша по камням шелковыми юбками с кринолином. Там, в этом лабиринте, она мечтала обрести уединение и покой, чтобы поразмыслить над приводящими в замешательство событиями дня.
Спускаясь с лестницы, Честити вела рукой в перчатке по каменным перилам, любуясь искрящимся лучом луны, отблески которого падали на гладкую поверхность тесаного кварца. Отраженный в камне, лунный луч становился менее ярким и все больше напоминал тонкую полоску радужной пелены. Этот своеобразный туман излучал столь ослепительное сверкание, что Честити наблюдала за ним, позабыв обо всем на свете, завороженная красотой необычного явления. А переливающийся всеми цветами радуги туман, казалось, танцевал вдоль перил, словно был живым.
«Какая глупость!» — пристыдила саму себя Честити. Это было лишь отражение лунного света в кварце, ничего больше. «А как же сладостный аромат? — нашептывало ей сознание. — Как ты объяснишь это?»
Она вернулась с новой силой, эта пьянящая, экзотическая смесь запахов, которая напомнила Честити о дальних странах — Островах пряностей, как называют Молуккские острова, или, быть может, Индии. Аромат был тяжелым, пробуждающим незнакомые доселе чувства, почти одурманивающим, и все же он заставлял ее чувствовать себя легкой как перышко. Честити казалось, словно это она сама парила в воздухе, а не частицы тумана, которые мерцали на лунном свете.
«Цео Ши, — вдруг донесся до Честити чей-то шепот. — Волшебный Туман».
Она слышала об этом прежде, знала о способности феи являться в обличье дождя, легкой мглы, густого тумана и тени.
Теперь Честити слышала, как это название тихо разнеслось на ветру, стоило ее бальным туфлям погрузиться во влажную траву. Неужели Дине Ши — люди из страны феи — оказались здесь, в саду за домом в лондонском поместье ее брата? Но почему именно здесь? Почему сейчас? На протяжении всей жизни Честити отец то и дело говорил с ней и ее сестрами о феях, и все же она никогда не видела их, никогда не ощущала, что они так или иначе действительно являлись частью ее существования. Так почему же в этот момент она была буквально одержима идеей о них? Возможно, в этом на самом деле было виновато шампанское, затуманившее разум, спутавшее все мысли — и ничего больше.
Со свинцовой головой и обмякшими ногами Честити все глубже продвигалась в темноту десятифутового лабиринта. Она осознала, что дышит тяжело, часто. Тесьма, надежно удерживавшая камею вокруг горла, вдруг заставила Честити задыхаться. Корсет туже стянул ее груди, выталкивая их все выше, затрудняя поступление воздуха в сжатые легкие. Веер выпал из рук Честити в высокую сырую траву, когда воздух стал плотнее и принялся окутывать ее, забираясь под юбку, лаская сначала икры, а потом и бедра. Честити охватило странное чувство, словно она вдруг сделалась бесплотной. Ее разум, всегда острый и ясный, отказывался работать, а ее легкие, казалось, потеряли способность обеспечивать организм необходимым количеством воздуха.
Задыхаясь, Честити ощущала, как необычный жар скользит к талии, потом поднимается вверх, к грудям. Уже не в силах терпеть эту пытку, она сорвала с себя душащую тесьму и бросила ее на землю, отчаянно глотая воздух ртом. Честити явно душили, и она не могла понять, в чем или ком крылась причина ее страданий. Она была совершенно одна — и все же это ей лишь казалось.
— Такой красивой женщине, как вы, не следует гулять во тьме в одиночестве, без сопровождения джентльмена.
Честити резко обернулась, испуганная раздавшимся за спиной низким голосом. Лицо обратившегося к ней мужчины было искусно скрыто под замысловатой маской, сделанной из золота и проволоки и изображавшей лиственный орнамент. С его внушительным ростом и шириной очерченных лунным светом плеч, длинными темными волосами, трепетавшими на легком ветру, этот человек выглядел как легендарный Король Дуб, явившийся, чтобы похитить ее.
Покачнувшись, она сделала шаг назад и натолкнулась на большую березу, отмечавшую вход в лабиринт. Честити не была знакома с этим мужчиной, но было в нем нечто привлекавшее ее — его голос, вероятно, или, может, то, как он возвышался над ней, такой горделивый, такой мужественный, такой… уверенный в себе.
— Я напугал вас, — снова обратился незнакомец к Честити, и она отметила его ярко выраженный обольстительный акцент, мелодичный голос, не просто низкий, но и сильный, с повелительно-мужскими нотами. — Я этого не хотел.
