Охотничьи угодья - Патриция Бриггз
Но она заметила кое-что неожиданное. Она знала, кто она такая, и знала, кто он. Дело не в том, что она не ценила себя, но Чарльз был силой природы.
И он беспокоился, что она никогда не сможет увидеть, кто он есть, и полюбить его, потому что смотрел в зеркало и видел только убийцу. Только поэтому он прятал связь между ними. Он любил ее без всякой причины и не ожидал, что она полюбит его в ответ.
Он просто ждал, когда она поумнеет и уйдет.
Анна была в ужасе, как будто ей подарили изящное и ценное стеклянное украшение и любое неверное движение могло его разбить. Она чувствовала, что это украшение следовало отдать в более сильные и умелые руки, которые не причинят ему вреда. Но все же быстро застолбила свои права перед Даной.
Когда Анна промолчала, Чарльз продолжил:
— Дана взяла меня в качестве своего любовника, потому что, как только поняла, что ее способности вызывать у окружающих вожделение, на меня не действуют, ей стало любопытно, на что будет похож секс с не одурманенным магией партнером.
Анна фыркнула:
— Уверена, что внешняя упаковка ее тоже привлекла.
Чарльз вздохнул.
— Я сказал все неправильно, да? Я должен перед тобой извиниться.
Она взглянула на него.
— Я не хотел обсуждать эту древнюю историю, но и не помешал ей. И я не очень хорошо умею объясняться словами. Позволь мне внести ясность: между нами не было ничего, кроме взаимной признательности. И это случилось сто лет назад или больше.
— Все в порядке, — сказала Анна. — Я понимаю. — Благодаря сухому юмору можно выйти из ситуации. — Ты живешь уже давно, и у тебя было много любовниц, я не могу тебя в этом винить.
Чарльз положил теплую руку на ее колено и произнес:
— Мне понравилось сегодня, когда ты заявила права на меня перед ней. — Он поколебался. — Полагаю, мои чувства были бы задеты, если бы ты смогла говорить о ней без ревности.
Анна убрала правую руку с руля и провела ладонью по его пальцам.
— Тебе нужно проверить свой нюх, Кемо Сабе. Мне не нравится, что ты говоришь о ней. Я хотела разорвать ей лицо, когда она поцеловала тебя. И когда братец волк оттолкнул меня…
— Он не это имел в виду. — Свободной рукой Чарльз постучал по дверце. — Он не способен на уловки, даже для того, чтобы облегчить ситуацию. Он очень прямолинеен.
Парни на «Феррари» все еще висели у них на хвосте, и Анна один раз предупредительно нажала на тормоза.
— Что ж, — произнесла она. Прямолинейный, значит. — Я полагаю, это все объясняет.
Но это ее больше не беспокоило. Ее успокоило не объяснение Чарльза, а то, как она почувствовала радость братца волка, смешанное с удовлетворением Чарльза от того, как она встретилась лицом к лицу с Даной и заявила на него права в лодке фейри. Она не могла видеть все его эмоции. Сейчас от Чарльза вообще мало что слышно, но братец волк, казалось, готов быть более откровенным.
— У вас двоих гораздо больше общего, чем просто одно тело, — заметила она.
Чарльз начал смеяться и сполз со своего места.
— Я полагаю, что так и есть, к добру это или к худу. Ему не нравятся фейри, даже Дана. И он… Мы все еще приспосабливаемся к тому, что у нас есть ты. Мы защищаем нашу стаю, в этом всегда заключалась наша работа. Особенно покорных, которые являются нашим сердцем.
— И он… Ты чувствуешь меня как супер покорную, — продолжила Анна. Она омега и совсем не покорна. Но служила примерно той же цели в стае. Доминирующие волки могли расслабиться рядом с ней, потому что знали, что она никогда не бросит им вызов, не потому что не могла, а потому что ей этого не нужно. Омег не заботило положение в стае, они просто заботились о стае.
— Ты наша, — недвусмысленно ответил он, и веселье в его голосе пропало. — Ты принадлежишь мне и братцу волку. И то, что наше, должно быть в безопасности. Дана не означает безопасность. Ты отвлекала нас, и если бы мы говорили с тобой слишком долго, она бы почувствовала это и обиделась. Обидеть большинство фейри нетрудно, и Дана не исключение.
— Ее реакция на картину, которую прислал ей Бран, была странной, — сменила тему Анна.
— Очень, — согласился Чарльз. — Но не стоило бы преподносить ей подарок, который стоит меньше подарков, которые другие принесут ей во время этой конференции. Лучше оставаться с фейри в хороших отношениях. И я оставляю это моему отцу, он точно знает как двигаться в этом танце.
— Вермеер… Почему она скопировала его вместо того, чтобы нарисовать что-то свое?
— Ее собственные картины хуже. Ты помнишь картины с грустными клоунами? Какое-то время они были повсюду. Яркие и плоские. Пустые.
Анна вздрогнула.
— У моего дантиста они были по всему кабинету.
— Вот я об этом, — сказал Чарльз.
— Может, ей стоит рисовать пейзажи, — предложила Анна. — Копия картины Вермеера сделана очень хорошо.
— Однажды я предложил это, но Дана не проявила интереса. Она хочет рисовать те сюжеты, которые ей нравятся — влюбленных и мечтателей.
— Как думаешь, у стаи хорошая автостраховка? — спросила Анна, снова посмотрев в зеркало заднего вида.
Чарльз оглянулся на «Феррари» и прищурился.
«Феррари» внезапно сдал назад.
— Боже, — сказала Анна. — Тебя удобно иметь рядом.
— Спасибо.
Анна подумала о Дане, прокладывая путь в потоке машин.
Каково это — любить музыку и не уметь петь или играть? Или, что еще хуже, быть знатоком, но никогда не переступать грань между набором нот и высотой тона, и ритмом настоящей музыки? Знать, что тебя не хватало буквально на волосок, но ты понятия не имеешь, как превратить правильность мелодии в мощь и истинную красоту.
