Охотничьи угодья - Патриция Бриггз

Фейри вздохнула и подошла к столу. Она начала чистить свои кисти быстрыми, почти лихорадочными движениями.

— Никто не видел, с тех пор как картина погибла в пожаре пару столетий назад. И никто никогда не увидит, потому что это не та картина. — Она взглянула на Анну. — Ты права, это Вермеер. На что смотрит эта женщина?

Неожиданно гламур фейри рассеялся перед глазами Анны, и она разглядела ее истинное лицо.

Чуждая и… одновременно узнаваемая. Тролль сказал, что ему было не очень больно. Эта женщина — хищница, очень опасная хищница.

Чувствуя себя неуютно под этим странным взглядом, Анна покачала головой.

— Я не знаю.

Дана резко махнула рукой.

— Ты не туда смотришь.

Анна покосилась на женщину на картине, которая встретила ее взгляд ясными голубыми глазами, на несколько тонов светлее, чем у Даны. Единственный ответ, который пришел ей в голову, был глупым, но она все равно сказала:

— На кого-то здесь, в этой комнате?

Плечи Даны поникли, и она повернулась к Чарльзу.

— Нет. А ты видишь? Когда художник закончил оригинал, то притащил крестьянина с улицы, и даже тот необразованный дурак смог это увидеть. Ученики Вермеера, те, кто были там в тот день, когда художник закончил картину, назвали ее словами крестьянина: «Она смотрит на любовь». Сам Вермеер назвал эту картину «Женщина с желтым цветком» или как-то еще более прозаично.

Анна смотрела на картину, и чем больше на нее глядела, тем больше запутывалась. Ничто не могло отнять мастерство, с которым передавалась сочная текстура кожи, волос и ткани женского платья, но это походило на прослушивание одной из тех компьютерных программ, которые проигрывают ноты: идеальное техническое мастерство… и никакой души.

— Я не очень разбираюсь в картинах, — попыталась оправдаться Анна.

Дана покачала головой и печально ей улыбнулась, спрятав хищницу внутри себя.

— Все в порядке. Мой народ проклят любовью к красивым вещам и отсутствием способности их создавать. — Она вытерла руки. — Не все фейри, конечно. Но многие из нас, кто наиболее глубоко погружен в магию, отказываются от творческих способностей всех видов.

— Драконы такие же, — туманно сказал Чарльз.

Он знал дракона? Анна заинтересованно посмотрела на него. Он слегка улыбнулся, но его внимание было приковано к фейри, которая прекратила уборку.

— Драконы тоже не могут творить?

Чарльз пожал плечами.

— Так говорит мой отец. В основном он говорит только то, что считает правдой.

Дана улыбнулась, и словно в комнате выглянуло солнце.

— Быть похожей на драконов не так уж плохо. Я видела только одного, — ответила она. — Встреча получилась мимолетной, но он был… как Вермеер. Произведением искусства.

Он наклонил голову.

— Вот именно.

Дана точно так же наклонила голову и внимательно посмотрела на Чарльза.

— Ты — смертоносная рука маррока. Грубый. Опасный.

— Верно, — согласился Чарльз.

Анне показалось интересным, что фейри считали «грубость» более значимой, чем «опасность».

— Меня привлекло это в тебе, — продолжила Дана. — Я бы сказала, что знаю тебя довольно хорошо. Но никогда не предполагала, что ты также можешь быть добрым. — Она положила руки ему на плечи и, улыбнувшись Анне, поцеловала его в щеку. Анна чувствовала пульсацию магии, когда Дана накинула ее на Чарльза, как мантию или сеть. Магия соскользнула, но даже Анна, которая не находилась в центре ее внимания, почувствовала наваждение и похоть, которые она вызывала.

— Вот, — обратилась Дана к Анне. — Даже сестра не могла бы быть более осмотрительной. Итак, ты вроде бы сказал, что принес кое-что для меня.

Она не лгала. А если бы и так, Анна не сумела бы определить этого, а фейри не могли лгать, верно? Возможно, магия исходит от них непроизвольно, и это случалось каждый раз, а фейри даже не замечали этого.

Вроде бы Чарльза это не затронуло, но трудно сказать наверняка. По его лицу как обычно ничего нельзя прочитать. Даже супружеская связь не помогла Анне.

Но он должен был почувствовать поцелуй фейри с такой магией. Но в ответ ни влечения, ни восхищения, ни похоти?

Добровольно или нет, но магия фейри направлена на него, Анны коснулась только малейшая тень, хотя ее в жизни не привлекали женщины.

Анна слегка коснулась руки Чарльза. Ему не удалось восстановить свои барьеры против нее, и внезапно она точно поняла, что он чувствовал к Дане Ши — настороженность. Не желание или страх, а настороженность и уважение, как один хищник к другому на нейтральной территории. А еще был братец волк…

Анна слышала, как оборотни говорили, что они с волком, с которым делили свои тела, одно целое. У некоторых оборотней был отвратительный характер и потребность убивать тех, кто от них убегает. В первые несколько месяцев после своего превращения, Анна мало думала об этом, больше сосредоточилась на сохранении рассудка.

Чарльз иногда говорил о своем волке так, словно это отдельное существо, с которым он делил тело: братец волк.

Впервые после того странно ужасающего момента снаружи, когда она почувствовала все, чем он был, Анна ощутила волка внутри Чарльза.

Две разные души. И братец волк тоже ее почувствовал.

«Моя пара, — сказал он ей. — Выбрось это из головы, чтобы мы могли разобраться с этой чужачкой».

Он назвал Дану не только чужачкой. Он дал ей несколько имен: могущественная, безжалостная, убийца, связанная правилами, слишком цивилизованная, уважаемый враг.

Голос братца волка звучал в голове Анны яснее, чем голос маррока.

Маррок говорил словами, а братцу волку не требовалось нечто настолько человеческое.

Анна отдернула руку от Чарльза, как будто обжёгшись, и уставилась на свои пальцы. Чарльз подтолкнул ее плечом — небрежный жест, который фейри, вероятно, не заметила.

Или оказалась слишком вежлива, чтобы прокомментировать.

«Позже», — тихо пробормотал братец волк, а потом Анна осталась одна в своих мыслях. Наедине с остатками ревности и обиды от отказа волка. Знание того, что она вообще не должна чувствовать ни того, ни другого, совсем не помогло.

Чарльз протянул пакет Дане, и фейри приподняла брови.

— Обычная