Охотничьи угодья - Патриция Бриггз
Чарльз долгое время был один, несмотря на стаю, несмотря на любовниц. Он должен был быть одиночкой, потому что, как сказала Дана, он смертоносная рука своего отца. Ему пришлось остаться одному, потому что знакомых убивать легче, чем друзей.
А теперь он не одинок. Ему это нравилось, он упивался этим, хотя иногда полагал, что связь между ними приведет к его смерти. Ради нее он уничтожил бы мир.
Он надеялся, что до этого не дойдет.
Чарльз открыл комнату и подождал у двери, пока Анна исследовала свою новую территорию.
Она прошлась по комнате, дотрагиваясь до стола и дивана в гостиной. Слегка потянула за кисточку на гобеленовых портьерах, которые отделяли спальню от остальных комнат.
— Это похоже на комнату для шейха, — сказала Анна. — В комплекте с полосатыми обоями, которые выглядят как стенки палатки, и тканевой перегородкой. Круто. — Она села на кровать и застонала.
— Я могла бы привыкнуть к этому. — Затем посмотрела на него теплыми карими глазами и добавила: — Нам нужно поговорить.
Чарльз был согласен, но все же его душа ушла в пятки.
Он не очень умел вести разговоры.
Анна села, скрестив ноги, на дальней стороне кровати и похлопала по матрасу рядом с собой.
— Я не кусаюсь, — сказала она.
— Да?
Анна улыбнулась ему, и внезапно все в его мире стало хорошо.
— Или позабочусь о том, чтобы тебе понравилось, если я тебя все же укушу.
Чарльз оставил их багаж перед ванной, закрыл дверь в коридор, и братец волк даже не возражал против препятствия между ними и побегом. Тепло Анны притягивало его, как огонь зимой, и ни ему, ни его волку нет спасения. И им обоим было все равно.
Чарльз снял кожаную куртку и бросил ее на пол. Затем сел на кровать и стянул ботинки. Он услышал, как ее теннисные туфли упали на пол, и растянулся на кровати рядом с Анной. Она хотела поговорить. И он мог говорить, уставившись в стену.
Чарльз ждал, когда она начнет. Если он начнет разговор, то Анна не спросит его о том, что ей нужно было знать. Он научился этому давным-давно с менее доминирующими волками.
Через некоторое время Анна плюхнулась на кровать рядом с ним. Он закрыл глаза и позволил ее запаху окружить себя.
— Для тебя эта связь такая же странная, как и для меня? — спросила она тихим голосом. — Иногда это подавляет, и я хочу, чтобы это прекратилось, хотя мне больно, когда это происходит. И когда круг сужается, меня расстраивает то, что не понимаю, что ты чувствуешь.
— Да, — согласился Чарльз. — Я не привык делиться ни с кем, кроме своего волка. — Она его пара. У нее были трудные времена, и она нуждалась во всем, что он мог ей дать. Поэтому он решил сказать то, что с трудом мог выразить словами: — Меня не волнует, что братец волк думает обо мне. Но ты… Мне не все равно. Это сложно.
Анна подвинулась так, что ее дыхание коснулось его затылка. Очень тихо она произнесла:
— Ты когда-нибудь жалел, что это произошло?
При этих словах он сел и повернулся к ней, изучая ее лицо и пытаясь понять, что она имела в виду. От его внезапного движения Анна вздрогнула, и если бы кровать не была такой большой, она бы упала, пытаясь сбежать от него.
Чарльз закрыл глаза и взял себя в руки. Здесь нет врагов, которых нужно убивать.
— Никогда, — сказал он ей с предельной искренностью, которую, как надеялся, она услышала. — Я никогда не пожалею об этом. Если бы могла видеть мою жизнь до того, как вошла в нее, ты бы не задавала этого вопроса.
Он почувствовал тепло ее тела и запах еще до того, как она прикоснулась к нему.
— Я доставляю тебе много неприятностей. Я, вероятно, причиню тебе еще больше боли, прежде чем все наладится.
Чарльз открыл глаза и позволил себе утонуть в ее запахе, в ее присутствии, и поцеловал веснушку на ее щеке. Затем одну сбоку от носа и еще одну чуть выше губы.
— Долгое время Сэмюэль говорил, что мне нужно что-то, чтобы встряхнуться.
Она поцеловала его, хотя делала это редко и только когда он был совершенно неподвижен и наслаждался этим даром доверия. Ее пытали монстры, и иногда они все еще имели над ней власть.
— Если так пойдет и дальше, никаких разговоров не будет.
И это хорошо, подумал он. Но Чарльз знал, что были вещи, которые ей все еще нужно обсудить, поэтому снова лег и положил голову на руки, хотя на кровати лежало, по крайней мере, три ряда подушек.
— Я чувствую, что мы делаем все неправильно, — сказала она. — Что эта связь между нами должна быть намного крепче.
— Между нами нет ничего неправильного, — возразил он.
Анна разочарованно застонала, и он понял, что не этого ответа она искала. Чарльз попробовал снова:
— У нас есть время, любимая. Пока мы осторожно ступаем по выбранному пути, у нас есть очень много времени, чтобы сделать все правильно.
— Хорошо, — согласилась она. — Я могу с этим жить. Означает ли это, что я могу сказать тебе, когда мне кажется, что ты идешь не в том направлении?
Он ухмыльнулся.
— Что я только что сказал?
— Между нами нет ничего неправильного, — повторила она его слова с большим удовлетворением. — Это значит «да», верно?
Он снова посмотрел на нее:
— Это означает «да».
— И ты в таком же замешательстве по этому поводу, как и я?
Она хотела, чтобы они были на равных. Но он не мог лгать ей.
— Нет. Думаю, что ты в большем замешательстве, чем я. У тебя не было двухсот лет, чтобы решить, кто ты, а кем ты не являешься. Когда все это изменится…
Чарльз пожал плечами.
Он не привык ко всем этим эмоциям. Он взял чувства и желания
