Мелисса Круз - Волчий договор

Но Ромул поднял большой палец. Он оставил его в живых.

«Не пытайся двигаться. Ты только будешь чувствовать себя хуже».

Он почувствовал мягкий язык на своем лбу, вытирающий кровь, соль, землю, гравий и песок, которые уже въелись в его кожу.

Он повернулся и, наконец, смог открыть глаза. Перед ним на коленях стояла волчица, чистя его раны. Он узнал ее. Она была из его логова. Обычный коричневый волк с добрыми голубыми глазами.

«Тала».

«Да».

Тала. Она была ещё детёнышом. Он не вспомнил её здесь, на арене. Ухаживания среди них были спонтанными, мгновенными. Волки были в состоянии размножаться, пока были обращены, но они не растили свое потомство; детенышей передавали назначенным хозяевам. Когда — то они были собаками, они были бесплодными, бездушными машинами для убийства. Когда стало ясно, что, вероятнее всего, он станет вожаком стаи, многие хотели разделить с ним постель, но он сопротивлялся. Он не будет размножаться для хозяйских питомников. Он не даст им обратить больше волков. Он поддался искушению только один раз и поклялся, никогда не делать этого снова.

Тала продолжала чистить раны, и она толкнула его на ноги. Она была удивительно сильной для своего роста.

«Спасибо тебе».

Она кивнула.

Он дрожал от страха, он понял, он был до сих пор напуган. Что делать, если учителя вернуться? Что, если они его увезут? Он вспомнил все, что они с Марроком планировали, если его убьют, все будет напрасно.

Он съежился, услышав звук шагов, но Тала покачала головой.

«Они не вернулись. Пока что».

«Что происходит со мной?»

«Ничего. Не волнуйся. Я не позволю ничему случиться с тобой, пока я здесь».

Он хотел верить ей. Он знал, что она лгала, пытаясь заставить его чувствовать себя лучше. Он должен быть убит, брошен в Черное Пламя, оставлен гореть.

Но что, если ему суждено жить? Что тогда? Как он будет смотреть в лицо своей стае? Своим братьям? После колоссальной неудачи? Кем он будет теперь в стае?

Вкус поражения был новым для него, неожиданным, сырым.

«Как это могло произойти?» — Он мучился.

«Ты позволил ей выиграть».

Она знала.

Он не спорил.

В тот день мастера не приехали; его не проткнули ножом и не бросили в огонь. Тала помогла ему вернуться в логово. Жизнь шла, как прежде, до их побега.

Он не влюбиться в Талу, пока они не будут на другой стороне, пока они не станут свободными. Но позднее он думал, что, возможно, он уже любил ее прежде. В тот день на арене, когда он был впервые повержен, когда он был близок к смерти, когда она вернула его к жизни.

Глава одиннадцатая

Малкольм заболел, а Лоусон радовался. Это означало, что они были на верном пути, собаки приближались, а также, они были близки к обнаружению Окулюса. Они вернулись в Хантинг Вэлли, спустя месяц после нападения. Когда они вышли из портала, то оказались на побережье городка штата Мэн. Они извлекли урок, оставаясь в Хантинг Вэлли как можно дольше. Они вернулись в Огайо ночью после того, как узнали, что Артур, испугавшись нападения, сменил место жительства и переехал в пещеру. Лоусон думал, что это неплохая идея. По крайней мере, камни не горят. Они прожили там день, а на восходе солнца сорвались для своего предназначения, живот Малкольма был им путеводителем.

— Ты в порядке? — Спросил Лоусон, сидя в водительском кресле.

— Нет, остановись, — быстро проговорил Малкольм. Через минуту машина остановилась, Малкольм дёрнул дверь, и послышались ужасные извергающиеся шумы.

— Попытайся не испачкать здесь всё, хорошо? Потребовалось много времени, чтобы её достать, — сказал Лоусон. Он украл автомобиль, конечно, они никогда не представляли себе это иначе. Они должны будут оставить его через неделю или две, как только он начнёт вызывать подозрение.

Малкольм рассмеялся, и подшучивал над своим обедом, пока они выезжали с гравия. Он попыался не испачкать салон.

Рейф сочувствовал брату.

— Оставь это, оставь.

— Ты убиваешь его, ты знаешь, — сказал Эдон с пассажирского сиденья.

— Мак? — Спросил Лоусон, — ты уверен, что хочешь этого? Мы не против, — сказал он, хотя знал, что это ложь.

Малкольм также это знал.

— Я в порядке, — ответил он, вытирая рот рукавом. Он сел более прямо.

— Не спускай глаз с дороги. Не волнуйся обо мне.

— Может, пристегнёшься? — Спросил Эдон. За окном было темно, Лоусон ехал со скоростью чуть более 90 миль/ч[1] с выключенными фарами.

— Никто не возражает, если ты причинишь себе боль, но мы бы не хотели выбирать лобовое стекло из волос.

Лоусон проворчал. Он пристально глядел на бесконечно черный тротуар, никаких уличных фонарей, только тёмное небо и бесконечная дорога. Он ехал быстро, потому что считал это забавным. Он ездил с выключенными фарами, так легче разглядеть адских псов в темноте.

Окулюс не мог быть так далеко, теперь, когда Малкольму было настолько больно. Самый молодой лучше всех ощущал присутствие собак, его живот действовал, как тревога, что давало выйти на шаг вперед своих преследователей.

После того, как они потеряли Талу, им казалось, что они потеряли и Лоусона. Его братья знали причину. Он с Талой никого не обманул. Лоусон закрылся, как Эдон после их спасения, если не хуже. Он не говорил, не ел, только существовал. Его сердце разрушилось. Это было пыткой, не знать, что с ней случилось. Была ли она убита, или собаки оставили её в живых. Прошло только несколько недель с восемнадцатого лунного дня, когда это случилось с Ахрамин. Существовала небольшая надежда на спасение. Ад — бесконечен, Тала может быть, где угодно. Он никогда не найдёт её. Поскольку прошли дни, может, её уже нет в живых.

Она ушла, это случилось.

Прежде…

Несколькими днями ранее Малкольм проснулся от своего крика.

— Это он, я могу видеть его!

«Он» был Ромулом, конечно. Великое животное Ада было когда — то в их головах.

— Ты видел Ромула? Где? — Спрашивал Эдон с повышенным голосом.

— Как будто, он был на луне. — Сказал Малкольм. — Он говорил с кем — то.

— Окулюс, — осторожно сказал Эдон. Он объяснил, Тусклый Свет был маяком глома, темный огонь, которым пользовались волки тысячилетия назад, чтобы сообщать что — либо на далекие расстояния. Другой мир пользовался этим, чтобы отслеживать стаи, бродящие во вселенной, но глаза многих были темны столетиями. Теперь, некоторые вспыхнули снова.