Цветочек. История о заигравшемся лицедее. Том 1 (СИ) - Гичко Екатерина

— И всё с господином своим? — Ихор стрельнул глазами на привалившегося к плечу Дейны «жреца».

— Нет. С ним мы вторую неделю. Госпожа отрядила присмотреть, — Дейна ткнула ложкой в упрямо сжатые губы. — Туда-то мы по реке плыли, а вот обратно своим ходом. Ну же, господин!

— Не хочу, — фыркнул Ссадаши и, дёрнувшись, скатился с плеча Дейны и плюхнулся на подстилку. — Я сыт, не трогай меня.

Дейна всё же потрогала его лоб и нахмурилась. Затем молча доела за господина кашу, подоткнула одеяло и, прихватив кружку с фляжкой, отошла в сторону реки. Ихор проводил её прищуренным взором.

Чужаки не понравились ему сразу. Заливняки лежали в стороне от тракта, и путники к ним захаживали весьма и весьма редко. Чаще какие-то тати по окраинам пробирались, опасаясь оживлённых мест. А эти пришли со стороны реки. И ладно бы шли из столицы, худая дорога от тракта к ним тянулась, но они шли в столицу! А как? Берег Нолина южнее Заливняков сплошь порос лесом, через чащу что ли, топали? Или по реке плыли, да худое дело с судном приключилось? Тогда бы так и говорили! Да и какой жрец Богини-Матери с бабой в путь отправится? Пусть бы он в самом деле о грешном не помышлял, но народ-то, глядя, напридумывает и осудит, а дело ли это для такого лица? Вот и Ихор не верил, что жрец равнодушен к этакой крале. Как есть полюбовница! Да и не жрец он наверняка!

Ихор пытался свои сомнения до матери донести, но бабий ум глуп. Что вбила в голову, тому и верит! Он уж к этим странникам весь вечер присматривался, но ничего постыдного и не приметил. Мать их ночевать вместе оставила, так он нарочно после полуночи к ним заглянул, но бабы рядом с жрецом вообще не было. Да и сейчас тоже… Ихор сердито засадил ложку в кашу. Охранительница со своим господином как с дитём, до кустов бы провожала, кабы жрец её едва ли не проклятиями не отваживал. Никакого смущения у девки перед мужицкой слабостью! Да и сильнющая какая баба…

— Где Дейна? — глухо простонал в подстилку жрец.

— Дык в сторону речки утопала.

— Я же велел не отходить! Пусть возвращается!

Сердито посмотрев на болезного, Ихор неохотно поднялся и направился к реке, утопающей в лягушачьем хоре.

Девка сидела в пятне лунного света. Ихору сперва почудилось, что над её головой голубыми бликами играет речная вода, в мелких волнах которой купались звёзды. Зрелище заворожило его чуткую к красоте природы деревенскую душу, и он остановился, чтобы поймать ускользающие из головы только зародившиеся напевы.

Зашуршали в камышах синие отливы,

Оплеснули берег чёрными кудрями…

Ихор даже осаживать себя не стал, хотя в обычное время увещевал, что нечего порядочному мужику песенки выдумывать. Этим пусть занимаются пустоголовые мужички, ни на что более негодные! Но сейчас душа сама потянулась к песне, и Ихор беззвучно зашевелил губами, повторяя народившиеся слова.

А затем испуганно замер, когда сообразил, что воды-то над головой женщины не должно видать. Чай не с пригорка на неё смотрит, а река здесь не столь широка. Ихор присмотрелся, и ему показалось, что от волос охранительницы голубая дымка идёт. Сперва решил, что примерещилось, но женщина поднесла руку к кружке и с неё сорвалось несколько синеватых искр. Услышав треск, охранительница вскинула голову и уставилась на обомлевшего мужика.

В глазах у неё слово голубые искорки звёзд рассыпались. В другое бы время или если бы её озаряли дикие всполохи костра, Ихор, может, и словил жуть. А тут в мягком сиянии лунного света, среди лягушачьего хора и тихого плеска воды мужику показалось, что он увидел Светлого духа.

— Там… господин зовёт, — едва смог промямлить он.

— Сейчас, — женщина улыбнулась, — лекарство дозаварю и приду.

Ихору казалось, что его должно ожидать наказание, раз он подсмотрел истинный лик охранительницы, но та будто и не расстроилась, что её раскрыли.

Или не поняла.

Ихор вернулся к костру и нервно посматривал в сторону реки, пока женщина не вернулась. Во всполохах пламени голубая дымка была почти незаметна.

Приподняв недовольно ворчащего жреца, хранительница заставила его выпить воду и опять уложила.

— Ещё что-то осталось? — Дейна с интересом принюхалась, и Ихор молча подвинул котелок с кашей.

Через полчаса, когда жрец сам, с ворчанием отмахиваясь от помощи хранительницы, встал и побрёл в кустики, Ихор уверовал в нечеловеческое происхождение Дейны. Нет, он и раньше подозревал, что она не человек, с такой-то силой. Но теперь были у него мысли, что женщина не имеет отношения к миру смертных. Совсем недавно жрец едва-едва ползал, а сейчас гляди, почти бегает!

Вернувшись, бледный жрец сердито завернулся в одеяло и прижался лбом к бедру хранительницы. Чтобы не смела без его ведома уходить! И уснул.

Женщина смотрела на него, смотрела… А затем вдруг погладила по голове, как прикорнувшего рядом кота. И выражение лица у неё было такое спокойное, Ихору даже показалось, величественное. В голове завертела невероятная мысль, но, когда от волос жреца пошла лёгкая голубоватая дымка, — или же Ихору почудилось? — невероятной она быть перестала.

Потом, вернувшись в деревню, Ихор придушенным шёпотом, будто опасаясь, что его услышат, рассказывал матери, что, видать, свят жрец, коего они приютили. И в путницах у него сама помощница Богини, оберегающая и хранящая его по завету Госпожи. Мол, она сама ему сказала, тока он сразу не понял, какая Госпожа.

— А что ты там сегодня напевал? — спросила Дейна притихшего Ихора.

Господин спал беспокойно, в дороге под песню сон его был крепче.

— Да это… — мужик замешкался, а затем неожиданно для себя признался: — Песню присочинил про то, как пчёлы на лугу снуют…

Сболтнул и умолк, холодея и покрываясь потом. Не досказал, что песня про жизнь луговую, не тока про пчёл, но и про бабочек-красавиц, про трудяг-муравьёв, про птиц и зверьё мелкое, про травы и цветы… Длинная песня, да и дорога длинная.

— Немужицкое, конечно, дело, — зачастил он, оправдываясь. — И не знаю, для чего дар мне такой даден…

— Раз дан, значит, нужен, — спокойно отозвалась женщина.

Оробевший Ихор испуганно посмотрел на неё, нервно затеребил край рубахи, а затем набрался отчаянной смелости и предложил:

— У меня песня про реку есть. Такую как сейчас, в ночи. Спеть?

— Спой, — улыбнулась Дейна.

В Дардан они прибыли к полудню третьего дня. Ихор наотрез отказался оставлять путников в Дейвиде и переправился вместе с ними в столицу, заявив, что самолично доставит до места. Видано ли дело отпускать девку с больным одних в такое поганое место?!

— Только нам не в храм нужно, — озабоченно нахмурилась Дейна. — Сперва в имперский дворец…

— Неужто к самому ымператору? — охнул Ихор.

— Да нет. К лекарю его, чтоб господина осмотрел. В помощи не откажет…

Но Ихор уже не вслушивался в путанные объяснения хранительницы. Помощнице Богини лучше знать, в чьи руки доверять лечение господина. Оправил шапку, подпоясался и, приосанившись, покатил прямо по главной улице. И то, что стража не остановила его даже на подступах ко дворцу, только убедило Ихора в особенности его спутников. Стража же, завидев кудрявую голову Дейны и бледный лик наагалея, со всех ног бросались докладывать, что драгоценная пропажа, из-за которой город стоит на ушах уже пятый день, наконец-то вернулась.

Величественные кованые дворцовые ворота были распахнуты настежь, а стража с нездоровым ликованием следила за приближением скрипящей на все оси телеги. Дейне стоило огромных трудов сохранить невозмутимое выражение лица, хотя очень хотелось втянуть голову в плечи.

— Не трясись, — сквозь зубы прошипел лежащий на её коленях Ссадаши. — Жрать тебя буду только я.

Ихор едва смог удержать рот закрытым при виде такого великолепия. В столице-то ранее бывал, даже ходил под дворцовые стены, чтобы глянуть на жилище ымператорское, но вот так чтобы за защитные стены проехать и увидеть всё ранее прикрытое…