В любви и на войне все средства хороши! (СИ) - Ведуница Ирина

Но и этому моему желанию не суждено было исполниться. Пусть я могла не думать о мире за пределами шатра, но он обо мне забыть отказывался напрочь! Шелест полога шатра, неразборчивое ругательство характеризующее степень освещённости и радостный возглас Тильды, неожиданно появившейся на моей половине.

— Вот так и знала, что ты опять себя вымотаешь до предела! Эрин, так нельзя! Поесть-то хоть сходила?

— Нет… — неохотно промычала я, не поднимая голову от колен. — Слишком устала.

— Так я и думала! — в голосе подруги чувствовалась озабоченность, скрытая нарочитым оптимизмом.

Но мне сейчас не хотелось чужой заботы. Ничего не хотелось. И есть в том числе. Вот только кого в этом мире интересует моё мнение? Лежак чуть качнулся, когда на него рядом со мной примостилась Тильда. В бок мне пихнули локтём, а стоило только поднять голову, как на коленях тут же появилась металлическая миска с наваристой кашей. Настолько густой, что ложка в ней чуть ли не торчком стояла.

— Ешь! — скомандовала Тильда и с аппетитом принялась за свою порцию. А я с тоской поняла, что спорить бесполезно. И единственная возможность вновь побыть одной — это как можно быстрее расправиться с завтраком и лечь спать. По уму отдохнуть после тяжёлого дежурства действительно следовало. Заодно во сне я гарантированно избавлюсь не только от чужого присутствия, но и от собственных мыслей, переживаний, чувств.

Как говорил один из знакомых лекарей ещё в той, мирной жизни: «Если случилось что-то плохое или непонятное, то не надо принимать решение сгоряча. С этим надо просто переспать. А утро — вечера мудренее!». Вот и последую мудрому совету.

Сказано — сделано. Через силу запихнув в себя показавшееся безвкусным варево, я поблагодарила сердобольную женщину за заботу и нарочито широко зевнула, всем своим видом демонстрируя крайнюю степень усталости. Впрочем, тут притворяться особо и не пришлось. После сытной еды меня и вправду разморило: тело расслабилось, глаза начали закрываться сами собой.

Тильда намёк поняла и, забрав посуду, ушла, одарив меня напоследок острым, внимательным взглядом. Словно хотела что-то спросить да передумала. И я была ей за это благодарна. Сил о чём-то беседовать у меня не было совершенно: ни физических, ни моральных. И, похоже, она это прекрасно уловила.

Действуя уже скорее по выработавшейся привычке, чем осознанно, я совершила все необходимые перед сном процедуры, переоделась и, уже засыпая на ходу, закуталась в одеяло с головой. Будто гусеничка в кокон. Кто знает, может, когда я проснусь, стану бабочкой? Красивой и свободной… Полечу, куда захочу… Буду радоваться ветру, цветам и играть с другими такими же легкомысленными созданиями. Бабочками. Однодневками. Глупыми и наивными. Совсем, как я…

Глава 5

Проснулась уже только во второй половине дня. Причём, как ни странно, чувствуя себя довольно отдохнувшей и спокойной. Утренние переживания притупились, потеряв свою остроту и безнадёжность. Внезапно захотелось поверить, что всё не так плохо, как могло показаться на первый взгляд.

Может, я чего-то недопоняла? Или сама себе от волнения надумала? Так бывает.

Сердце моё отчаянно жаждало надеяться на лучшее, не прислушиваясь к робким возражениям разума. Однако долго об этом размышлять возможности у меня не было. Хоть и хотелось посидеть спокойно, подумать, разложить всё по полочкам, решить, что делать дальше.

Однако у меня были свои обязательства. Причём, взятые на себя добровольно. Поэтому идти на попятный я не имела никакого морального права. И так, пока отсыпалась, пропустила почти весь день, в надежде, что дежурная смена присмотрит за моим подопечным.

Однако «тяжёлых» в госпитале и без того ещё хватало, а мой контуженный требовал повышенного внимания, которое ему не всегда могли уделить. Так что, быстро приведя себя в порядок, я почти бегом метнулась на кухню. Наскоро перекусила, не забыв выпить бодрящего травяного отвара, и поспешила на свой пост.

Успела я вовремя. Горячка в очередной раз набирала обороты, терзая и без того измученный организм больного. Хрипы в лёгких усилились, появился надрывный кашель. А последняя надежда на то, что мужчина скоро придёт в сознание, растаяла как дым.

Печально вздохнув, я снова приступила к привычным уже процедурам: раздеть, обтереть, перестелить постель, одеть в чистое, дать лечебный отвар и лекарство. А потом сидеть рядом, менять примочки на пылающем лбу и следить за малейшими изменениями в состоянии.

На этот раз он уже почти не метался. Видимо, сил осталось совсем мало. Бормотал в бреду тоже еле слышно и постоянно срывался на мучительный кашель. По всем симптомам выходило воспаление лёгких. Оттого, видимо, и температура не падает. Всё очень плохо.

В то, что пациент безнадёжен. Я верить категорически не хотела. Что-то внутри меня сопротивлялось просто взять и поставить крест на его жизни, отказавшись от изматывающих и, казалось бы, совершенно бесплодных усилий. Но я продолжала верить, что шансы по-прежнему есть. Даже если они совсем небольшие. Но есть же! Иначе было просто невозможно.

К вечеру больной затих, вновь провалившись в беспамятство, а меня нашла Тильда. Поинтересовавшись моими успехами и выслушав отчёт о проделанной работе, она снова выставила меня из госпиталя с наказом пойти и отдохнуть. Правда перед этим заверила, что присмотрит за моим подопечным ночью, благо сегодня как раз её дежурство. А если больному станет сильно хуже, она меня позовёт.

Возражать я не стала. Мне и самой хотелось побыть немного в одиночестве, чтобы обдумать, наконец сложившиеся обстоятельства и то, какие изменения в мою жизнь они принесли. Поэтому в шатёр я не пошла. Видеть там Ленца после вчерашних разносов у меня желания не было. Не говоря уже о том, что я справедливо опасалась продолжения праздника неадекватного поведения. Ну, его! Вернусь попозже, наверняка он уже уляжется спать. А может и уйдёт куда-нибудь на ночь. Тогда ему будет точно не до меня.

Тихое и безлюдное место я нашла на самом краю лагеря, недалеко от кромки близко подступающего леса, где снабженцы заготавливали дрова для полевой кухни. Сейчас здесь высился привезённый фуражирами огромный стог сена, прикрытый от непогоды наскоро сколоченным навесом.

Обойдя его по кругу, я пришла на противоположную сторону, скрытую от взглядов со стороны лагеря. Забравшись повыше, я уютно устроилась, откинувшись спиной на свежее, ароматное сено и, заложив руки за голову, обратила свой взор к небесам.

Поздний вечер уже плавно перетекал в ночь и на небе начали зажигаться первые звёзды, время от времени закрываемые наползающими на них тучами. Погода ощутимо портилась, по всем приметам обещая ночью разразиться нешуточным ливнем. А я лежала и думала.

Почему-то первым помимо воли на ум снова пришёл мой сосед по шатру. На самом деле за то недолгое время, что я находилась здесь, ещё ни разу не видела, чтобы он куда-то уходил ночью, кроме как на дежурство или по срочному вызову из госпиталя. Но это ещё ни о чём не говорит.

Существует же распространённое мнение, что мужчины не могут долго воздерживаться, имея свои потребности. А тут война, стресс, долгое отсутствие женщин. Хотя с последним пунктом вопрос был спорный. В академии разное болтали про особых женщин. Сопровождающих регулярные части и дающих солдатам возможность сексуальной разрядки. Почему бы таким дамочкам не обретаться и при госпитале?

Я же здесь мало кого знаю. Как приехала, так сразу в круговерть попала, ни о ком кроме раненых не думала уже. Вот и знаю тут, считай, только Тильду, Улю да ещё нескольких санитарок и медсестёр, с кем вместе приходилось в одной смене работать. Одним словом, не до знакомств как-то было совсем. Хотя в лицо уже более или менее знала здешних дам.

А вот эту девушку, что переглядывалась тогда с Максимилианом, раньше здесь не видала. Скорее всего, она с последним эшелоном приехала. Тем самым, на котором мы последнюю партию выздоравливающих вчера отправляли.