Леди Некромант (СИ) - Булгакова Ольга Анатольевна
— Я так забочусь о ближних, миледи, — обворожительно улыбнулась я, посмотрев ей в глаза. — Моя работа связана с потусторонними сущностями. Далеко не все визитеры люди, далеко не все мирные и покладистые. Уверена, если лорд Дасмонд, призрак которого наблюдает за нашей беседой вот из того угла, — я коротким кивком указала направление, а стоящие вокруг люди тут же напряглись и заозирались: — заглянет ко мне поболтать, разговор не будет тихим. Как я слышала, громогласный лорд Дасмонд при жизни был редкостным матерщинником и изобретателем новых ругательств. Разумеется, они значительно обогатили наш язык, но с такими визитерами в другом квартале у меня давно возникли бы проблемы с арендой жилья.
Лорд Дасмонд совершенно неприлично заржал, другим словом этот гогот я не могла охарактеризовать. Мои собеседники нервно заулыбались, молодая леди, смутно знакомая по пансиону, заискивающе рассмеялась. Но вопрос о неподобающем виконтессе квартале был закрыт раз и навсегда.
Бал листопада подходил к концу, когда Его Величество Густав вновь пригласил меня на танец. Комплименты льстили, в прикосновениях мужчины чувствовалась приятная сила, древесный аромат его духов мне нравился, и я убеждала себя, что нельзя задумываться о будущем. Нужно насладиться моментом. Теми минутами, когда мой дар и необычная внешность — не изъян, не проклятие, не странность, с которой лучше не иметь дела, а уникальная и пикантная особенность. Рядом с принцем Густавом я чувствовала себя игрушкой, куклой. Но в моих мыслях у этой куклы хотя бы были деньги.
— Вы волшебница, леди Кэйтлин, — сообщил мне Его Величество в танце. — Вы покорили меня. Я даже велел перенести картину «Ангел милосердия» в свой рабочий кабинет. Хочу, чтобы вы посмотрели. Мне кажется, в новом освещении достоинства портрета видны лучше.
— Почту за честь, мой король, — скромно потупив взор, ответила я. — Вы прекрасно разбираетесь в живописи, и вашему мнению знатока я доверяю всецело. В галерее рядом с часовней полотно и в самом деле было в тени. Я рада, что вы решили дать ему новую жизнь.
— Я готов дать ее и вам, леди Кэйтлин. При правильном освещении ваша красота будет долго радовать меня и украшать двор, — сообщил принц Густав, и мы оба знали, что «правильным» освещением считается приглушенный свет ночников в его спальне.
К счастью, танец в этот момент закончился, я присела в глубоком реверансе и вновь удостоилась чести поцеловать кольцо. Надо же! Я еще не стала его фавориткой, еще ни на что не согласилась и ничем ему не обязана, а этот коронованный себялюбец меня уже бесит!
Потом Его Величество танцевал лишь с супругой, закрывая бал. Конечно, это не осталось незамеченным. По залу гуляли шепотки, я то и дело слышала свое имя, а леди Девон спросила, нет ли у меня возможности устроить свидание с духом для нескольких дам. Я заверила, что и желание тоже имеется. Но сразу оговорила число присутствующих при ритуале.
— Кроме меня в помещении могут находиться только четверо живущих, — честно сказала я. — Иначе невозможно будет обеспечить их безопасность.
Леди Девон прониклась, передала мой ответ подругам, и на обратном пути я сжимала принадлежавшую отцу визитницу и благодарила Триединую. В коробочке вместо трех десятков заготовленных карточек лежал листок с именами и датами. Следующие пять вечеров были расписаны. Воодушевление от того, что я за пять несложных ритуалов заработаю пятьдесят золотых, грело сердце и даже затмевало чутье, пророчащее беды.
Выполнив план в подвале-склепе, я вернулась домой и там, у самых дверей, столкнулась с гонцом Его Величества. Оказалось, лорд Цейра ждал больше часа, не решившись оставить очередную подарочную корзину от принца Густава у двери. Вначале я подумала, он боялся, что в не самом респектабельном квартале фрукты и вино растащат, но, оказалось, лорду поручили кое-что у меня спросить.
— Какие цветы вы любите больше других, леди Кэйтлин? — старательно не встречаясь со мной взглядом, полюбопытствовал молодой человек.
— Те, которые Его Величество соблаговолит преподнести мне, — вдыхая сладкий аромат лежащих в корзине лилий, ответила я.
— Леди Кэйтлин, вы наверняка знаете, что Его Величество пишет стихи. Кажется, он поэтому повелел узнать, — уточнил лорд.
— Мне стоило догадаться, — улыбнулась я, преодолевая нахлынувшую волной нервозность. — Лен. Я люблю лен.
— Необычный выбор необычной леди, — поклонился лорд и попрощался.
Его Величество до комплиментов в послании не дошел. Видимо, помнил, что письмами можно шантажировать. Он приглашал меня на личную аудиенцию, а повод указал совершенно непредосудительный: мой дар. Принц имеет полное право интересоваться подданными с магическими способностями, хотя не думаю, что его кто-нибудь спросит, почему он решил меня приблизить.
Вызов духа для дам прошел чудесно, леди пришли в совершеннейший восторг и просили о новых ритуалах. Как бы я ни относилась к принцу, его интерес и моя подчеркнутая уникальность сделали свое дело — в том, что я успею набрать необходимую сумму до срока и не буду голодать месяц, можно было не сомневаться.
Личная аудиенция у Его Величества продлилась больше трех часов и оставила по себе странное ощущение. При разговоре присутствовал только поверенный принца Густава, и венценосный собеседник был раскован и не столь высокомерно горделив, как на публике. Он не стремился изображать властителя мира. В его фразах и взглядах сквозили мужской интерес и в некоторой степени даже любование. Мы разговаривали о самом разном. О книгах, о музыке, о моем деле и семье. Участливый, обходительный собеседник показал себя с другой, вполне приятной стороны. Конечно, в рамках «правитель — верноподданная», но принц Густав оказался человечней, чем я привыкла считать.
Подобное отношение нравилось мне гораздо больше положения игрушки и делало роль фаворитки не таким уж предательством себя. В конце концов, не все выходят замуж по любви, не у всех это чувство долго сохраняется в браке, а некоторым и вовсе не суждено его испытать. А невинность — не такая высокая цена за безбедное будущее. Не только мое, но и Нинон.
Не будь чутья, леденящего душу, кричащего об опасности, я бы считала перемены в своей жизни замечательными.
Два дня спустя восторженные дамы после очередного ритуала сообщили мне, что Его Величество посвятил мне даже не поэму, а песню. Приятный текст о стойкой красавице, ее черных косах и голубых цветах льна, запоминающаяся, подкупающая простотой мелодия — лестный, очень необычный знак внимания. Насколько я знала, больше ни одна пассия принца Густава не удостаивалась подобной чести.
Меня это не радовало совершенно, и Сельма, выкроившая время на встречу, только укрепила мою уверенность в том, что добром это все не закончится.
— Держись подальше. Я тебя прошу, Кэйтлин. Его Величество любвеобилен, но предпочитает быстрые победы. Он охладеет, а ты убережешься. Держись подальше, — сжимая мою ладонь в своих, заглядывая в глаза, просила подруга.
Жаль, Его Величество не дал мне шанса воспользоваться дельным советом. За первой аудиенцией последовала вторая, еще более продолжительная. И каждая минута общения будто разрушала ледяную корку, в которую принц Густав кутался. Заносчивость исчезла, высокомерию не было места, он улыбался, шутил, пару раз даже смеялся и совершенно точно наслаждался проведенным со мной временем.
Странно признавать, но таким он мне нравился. Действительно нравился. Не до романтических бредней, но все же.
А потом на моем пороге появился поверенный принца Густава. Маркиз, ровесник венценосного ухажера, очень доступно объяснил мне две исключительно важные вещи.
Во-первых, мне несказанно повезло, что Его Величество, принц-консорт Густав, обратил на меня свое высочайшее внимание и готов оказывать помощь, в том числе и денежную, чтобы «изумительная леди Кэйтлин» ни в чем не нуждалась. Принц ждет лишь моей просьбы, чтобы избавить меня от долгов, не раня гордость. То, что просьба, выпрашивание милости, сама по себе ущемляет гордость, как-то в расчет не принималось. Соитие тоже не упоминалось, но подразумевалось.
