Чужак в чужом краю - Роберт Хайнлайн
— Мне пришлось в это поверить.
— Наш разговор сугубо конфиденциален. Никто не посмеет читать твои мысли, и вряд ли у кого-то это получится. Ночью мы держали связь через Дон.
— Слава Богу!
— В искусстве телепатии я всего лишь яйцо, Старшие Братья — мастера. Они забросили меня сюда, на некоторое время предоставили самому себе, позволив набраться опыта, а потом вступили со мной в телепатический контакт и выкачали из меня все, что я видел, слышал, чувствовал. Они не лишили меня приобретенных знаний, а просто скопировали, и сразу же отключились. Я даже не успел возразить.
— Ты считаешь, тебя попросту использовали?
— Да. Самое ужасное то, что два с половиной года назад я бы не возражал. Я даже был бы рад пошпионить, но меня не предупредили: не хотели, чтобы я вникал предвзято.
— Ты сможешь в будущем оградить себя от их вторжения?
— Поздно. Вот послушай, — и Майк рассказал Харшоу об уничтожении Пятой планеты. — Ну, что скажешь?
— Похоже на миф о Всемирном потопе.
— Никем не доказано, что потоп не случился на самом деле. Скажи, известно ли, что Помпея и Геркуланум погибли именно при извержении Везувия?
— Да, это исторический факт.
— В таком случае уничтожение Пятой планеты — такой же исторический факт, как извержение Везувия.
— Докажи. Мне кажется, ты боишься, что Старшие Братья подобным образом обойдутся и с нашей планетой? Прости, но мне трудно это представить.
— Джабл, Старшим Братьям уничтожить планету так же легко, как мне остановить свое сердце. Нужно просто вникнуть в предмет, понять его строение и представить, что ты от него хочешь. Давай, к примеру, вырежем кусочек земной мантии миль эдак сто в диаметре. Для этого нужно всего лишь определить его местонахождение, размер, вникнуть в строение… — лицо Майка утратило выражение, глаза стали закатываться.
— Стой, стой, не надо! — запротестовал Харшоу. — Я не знаю, что там у тебя получится, но лучше не надо.
— Что ты, Джабл, я никогда этого не сделаю. Я — Чужак. По моим понятиям это зло.
— А по понятиям марсиан?
— Нормальное явление, даже, пожалуй, положительное. Не знаю. Я могу разрушить планету, но не испытываю такой потребности. Джилл способна разрушить планету — она знает, как это делается — но у нее никогда не возникнет такого желания. Она тоже человек, и это ее планета. Основа нашей дисциплины — самосознание и самоконтроль. К тому времени, как человек развивает в себе способность разрушить планету — не грубой кобальтовой бомбой, а силой знания, — дисциплина уничтожает в нем потребность разрушать. Он дематериализуется, и угроза исчезает. Наши Старшие Братья…
— Да, что такое ваши Старшие Братья? Как они выглядят?
— Как и все остальные марсиане.
— Как же вы отличаете их от остальных? Они умеют проходить сквозь стены или что-нибудь в этом же роде?
— Все марсиане умеют проходить сквозь стены. Я вчера проходил.
— Может, от них исходит сияние?
— Нет. Их можно слышать, видеть, ощущать. Их как будто бы показывают по стереовидению, по только у тебя в мозгу. На Марсе это все само собой разумеется и не нуждается в комментариях. Здесь, я вижу, другое дело. Представь, что ты присутствовал при дематериализации своего друга — при его смерти, — потом вместе с другими съел его тело, а потом увидел бы его, мог с ним поговорить, потрогать его.
— Я бы решил, что спятил.
— Правильно, потому что человеческие души не разгуливают по земле после смерти. Если кто-то видит образ умершего — считается, что он галлюцинирует. На Марсе либо все галлюцинируют, либо души умерших живут рядом с живыми. В детстве меня учили придерживаться второй версии, и весь мой марсианский опыт доказывает, что она верна, потому что эти самые души составляют самую многочисленную и привилегированную часть марсианского населения. Живые, материальные марсиане — это дровосеки, водоносы и другая прислуга.
Джабл кивнул.
— Понятно. И ты боишься, что они разрушат Землю?
— Не обязательно, — покачал головой Майк. — Они могут попытаться переделать нас по своему образу и подобию.
— А ты как, не возражаешь, чтобы нас взорвали?
— Я понимаю, что это зло. Но, по марсианским понятиям, мы сами зло. Мы не способны понять друг друга, мы причиняем друг другу несчастья, мы воюем, болеем, голодаем. Мы — безумцы. И Старшие Братья милостиво убьют нас, чтобы мы не мучились. Я не знаю наверняка, примут ли они такое решение; я не Старший Брат. Если и примут, то пройдет, — он задумался, — минимум пятьсот лет, прежде чем они начнут действовать.
— Да-а, наши судьи не думают над приговорами так долго.
— В том-то и состоит разница между марсианами и людьми, что люди всегда спешат, а марсиане — никогда. Если Старшие Братья в чем-то усомнятся, они отложат вынесение приговора на сто, двести, пятьсот лет.
— В таком случае, сынок, тебе не о чем беспокоиться. Думаю, в ближайшие пятьсот-тысячу лет люди научатся договариваться с соседями.
— Возможно. Хуже будет, если Старшие Братья решат не убить нас, а перевоспитать. Тогда они тоже убьют нас, но отнюдь не безболезненно. В этом я вижу еще большее зло.
Джабл ответил не сразу.
— Не этим ли ты сам занимаешься, сынок?
— Я с этого начинал, — с огорченным видом признал Майк, — а теперь хочу исправить. Я знаю, отец, что ты разочаровался во мне, когда я вступил на этот путь.
— Всякий волен жить по своему усмотрению.
— Да, каждый должен приходить к пониманию самостоятельно. Ты есть Бог.
— Я не могу принять этой должности.
— Ты не можешь от нее отказаться. Ты есть Бог, я есть Бог, все живое есть Бог. Поэтому я есть все, что я видел, слышал, пережил. Я все, во что я вник. Отец, я видел, как ужасна жизнь на этой планете, и думал, что в силах ее изменить. Людей не учат в школе тому, чему я хотел научить, и я решил преподнести им это в форме религии, сыграв на любопытстве. Кое-что мне удалось. Марсианская дисциплина оказалась не слишком трудной для усвоения. Видишь, сколько нас, как мы едины?