Чужак в чужом краю - Роберт Хайнлайн
Дюк принес бренди.
— Спасибо, Каннибал, — сказал Майк. — Ты наш новый дворецкий?
— Приходится, Монстр. Ты сам засадил всех за микрофоны.
— Ничего, скоро все освободятся, будешь опять бездельничать. Работа закончена. Шабаш.
— Как? Ты выдал весь язык? Дай посмотрю, сколько у тебя конденсаторов перегорело?
— Что! Конечно, не весь: только то, что я знал. Через сто-двести лет какой-нибудь дотошный Вонючка полетит на Марс за добавкой. Но я неплохо поработал — в какие-нибудь четыре-пять часов уложил шесть недель. Хорошо, — Майк зевнул и потянулся. — Когда заканчиваешь работу, всегда хорошо. Можно немножко побездельничать.
— Да ты через полчаса опять во что-нибудь впряжешься. Босс, это марсианское чудовище не может ни минуты посидеть без дела. Он впервые за два месяца отдыхает. Приезжайте чаще, вы на него хорошо влияете.
— Никогда в жизни ни на кого не влиял и влиять не собираюсь.
— Перестань врать, Каннибал, и уходи.
— Ничего себе врать! Я стал таким честным, что друзья не узнают.
Дюк ушел. Майк поднял стакан.
— У нас общая вода, отец.
— Глубокой воды тебе, сын.
— Ты есть Бог.
— Майк, от других я это еще так-сяк выслушиваю. Но ты-то можешь не обзывать меня богом. Я ведь знал тебя, когда ты был еще яйцом.
— О’кей, Джабл.
— Так-то лучше. А с каких пор ты стал пить натощак? Испортишь желудок и никогда не станешь таким счастливым старым пьяницей, как я.
— Я пью ради соблюдения ритуала. Спиртное не оказывает действия, если только я ему не позволю. Однажды напился допьяна. Странное состояние. Нехорошее. Временная дематериализация. Я могу с меньшими потерями добиться того же результата, если уйду в транс.
— Вполне разумно.
— Мы очень мало расходуем на спиртное, да и на все остальное. Гнездо обходилось нам гораздо дешевле, чем тебе твой дом. Мы тратили деньги только на строительство, а потом не знали, куда их девать. Нам очень немногое нужно.
— Зачем же вы собирали пожертвования?
— О, толпа не доверяет бесплатным мероприятиям.
— Я это давно знаю, а ты как додумался?
— Научился на собственных ошибках. Сначала я проповедовал бесплатно. Не сработало. Человек может принять и оценить подарок, только когда он находится на определенной стадии развития. Я ничего не дарю тем, кто ниже Шестого круга. В Шестом они уже могут принимать. Ты знаешь, что дарить легче, чем принимать.
— Хм… сынок, тебе стоит написать книгу по психологии.
— Я написал, только по-марсиански. У Вонючки есть записи, — Майк сибаритски медленно тянул из стакана. — Иногда мы выпиваем: Саул, Свен, я и еще кое-кто. Если не пить много, получается очень приятно, — он отхлебнул еще. — Ради твоего приезда я позволил себе чуть-чуть расслабиться.
Джабл пристально посмотрел на него.
— Сынок, ты что-то задумал?
— Да.
— Хочешь обсудить?
— Да. Ты единственный, кто меня полностью понимает. Кто во все вникает и ничему не удивляется. Джилл… Она тоже во все вникает, но когда мне больно, ей еще больнее. То же самое — Дон. Пэтти… она всегда меня утешит, но принимает мою боль на себя. Я не вправе высказывать им то, что меня мучит: это причиняет им страдание. Человеку, тем не менее, нужна исповедь. Католики это хорошо понимали и организовали целую армию сильных мужчин для выслушивания исповедей. Фостериты практиковали групповые исповеди, там чувства смешиваются, растворяются друг в друге и ослабевают. Мне тоже стоит ввести исповедь в нижних кругах. В Гнезде мы все рассказываем друг другу, но нам это не так нужно. Для того, чтобы слушать исповеди, необходимы сильные мужчины. Грех — это чаще всего не абсолютное зло; это то, что сам «грешник» ощущает как зло. Когда ты вместе с ним вникаешь в его грех, может стать больно. Я знаю.
Одного добра недостаточно, к нему нужна мудрость. На Марсе добро и мудрость едины. На Земле — нет. Я не сразу это понял — вот моя первая ошибка. Возьмем Джилл. Когда мы встретились, в ее душе было добро… и беспорядок. Потом мы выровнялись, нас спасло ее бесконечное терпение — редкое качество на этой планете.
Так вот, одного добра недостаточно. Чтобы добро творило добро, им должна руководить хладнокровная твердая мудрость. Добро без мудрости всегда творит зло. Поэтому и потому, что я тебя люблю — ты нужен мне, отец. Мне нужна твоя мудрость и твоя сила. Я хочу тебе исповедоваться.
Джабл поморщился.
— Ради Бога, Майк, не устраивай спектакль. Выкладывай, в чем дело. Вместе что-нибудь придумаем.
— Да-да, сейчас, — сказал Майк и надолго замолчал.
Харшоу, не выдержав, спросил:
— Ты расстроен тем, что сожгли Храм? Но вам ничего не стоит отстроить его заново.
— Дело не в этом. Храм был законченным произведением. Нельзя дважды заполнить страницы одного и того же дневника — мы собирались оставить этот Храм и построить новый. Огонь уничтожил стены, но он не в силах уничтожить жизнь, которая проходила в этих стенах. Кроме того, преследования и мученичество на руку любой церкви: это лучшая реклама. И, честно признаться, мы устали от службы и проповедей, так что последние события внесли в жизнь разнообразие. Дело в другом, — выражение его лица переменилось. — Я шпион.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Старшие Братья послали меня лазутчиком к моему народу.
Джабл задумался.
— Майк, ты очень умный человек, — сказал он наконец, — ты обладаешь способностями, которых я не видел ни у кого. Но даже гении ошибаются.
— Знаю. Я сейчас выскажу тебе свои доводы и увидишь, что я не ошибаюсь. Ты представляешь, как работают разведывательные спутники службы безопасности?
— Нет.
— Я не имею в виду знакомство с техническим устройством, я понимаю, что ты не Дюк. Я имею в виду сам ход работы. Они вращаются вокруг