Пепел короля, проклятого звездами - Карисса Бродбент

Меня изумляет слабость признания, сделанного себе. Я ошеломлен. Я ненавижу себя за это.

И вместе с тем я знаю, что, стоя над ее мертвым телом, возненавижу себя еще сильнее. Я думаю о другой темноглазой женщине, бывшей королеве. Она была добра ко мне, когда я того не заслуживал. Ту женщину я не пощадил, и сейчас это вызывает у меня сожаление. Правда, недолгое.

То, что я испытывал к Алане, было… и есть куда значительнее чувства, однажды испытанного к едва знакомому великодушному врагу. Мое тело вздрагивает при мысли о том, какая рана осталась бы у меня в душе после ее смерти.

Я заставляю себя подняться с колен. Мои руки изрезаны так сильно, что кровь заливает символы заклинаний. Часть крови попала на лицо и жжет глаза.

Я смотрю на красоту, окружающую меня. Эта крепость воздвигнута, дабы стать вместилищем такой силы, какой не было ни у одного короля, правившего до меня, будь то ночерожденные или короли других домов.

А я терзаюсь из-за какой-то человеческой женщины.

Усилием воли я загоняю стыд и душевную боль в далекий темный уголок сознания, куда я никогда не загляну.

«Отпусти ее», – говорю я себе.

«Она ничего не стоит», – уверяю я себя и убираю руку.

Меня мутило. Я не сразу сообразила, что стена уже опустилась, и я вместе с ней упала на пол. Я обнаружила себя стоящей на четвереньках. Желудок все-таки не выдержал, и меня начало выворачивать. Но изнутри вышло лишь несколько струек зловонной жидкости.

Я вытерла рот и подняла голову.

Из всех преград осталась одна колонна. Пожалуй, называть ее колонной – преувеличение. Просто обелиск. Символы на его поверхности несколько отличались от остальных в зале, хотя я и не смогла бы выразить суть этого отличия. Пожалуй, они были нанесены уже не с такой тщательностью. В кружках уже не было прежней безупречности. Ночной огонь приугас. А может, мне это просто показалось? Красное мерцание символов стало более зловещим и по ритму совпадало с ударами моего сердца.

Отцовские воспоминания жгли мне жилы. Ужасающее противоречие его чувств к моей матери: любовь вперемешку с отвращением. Я ненавидела себя за то, что чувствую это.

Я ненавидела его за то, что чувствую это.

Я смотрела на обелиск, и по щеке скатилась слеза.

Я не хотела проливать слезы.

Чем ближе к центру зала, тем сильнее становились воспоминания и эмоции. Я теряла власть над собой. Я боялась, что это может меня сломать. Но еще хуже, это могло сломать остававшийся хрупкий образ отца, которого я любила и который любил меня.

Какой же жалкой трусихой сделал меня этот образ, если я по-прежнему дорожила им.

Однако я пришла сюда с другой целью. И я знала, каким будет мой следующий шаг. Нужно открыть последнюю часть замка.

Меня шатало. Я подошла к обелиску, этому «ключу в замочной скважине».

Мне не требовалось снова вскрывать рану. Рука уже была вся в крови.

Я приложила ладонь к камню.

Глава семидесятая

Райн

Крылья отказались мне подчиняться. Я не мог замедлить падение, не говоря уже о том, чтобы задержаться в воздухе, и камнем упал вниз.

Меня обожгло болью. Я попробовал шевельнуться, и внутри что-то хрустнуло. Мне было не открыть глаза, а когда я все же постарался это сделать, то перед ними предстало склоненное лицо, которого не видел очень давно.

Я наморщил лоб, противясь наваждению.

Несанина?

Она выглядела так, как и двести лет назад. Темные вьющиеся волосы обрамляли ее лицо, почти прильнувшее к моему. Светло-карие, невероятно глубокие глаза сурово смотрели на меня и были мокрыми от слез.

– Кто выиграет? – дрогнувшим голосом спросила она. – Кто выиграет, если ты его убьешь?

Я часто слышал от нее эти слова. Она не уставала их повторять, каждый раз оттаскивая меня от черты, которую, как мне казалось, я смогу переступить.

Я всегда думал, что Несанина была гораздо сильнее меня.

Однако нынешняя Несанина показалась мне просто испуганной. Одинокая женщина, познавшая на себе жестокое отношение, узница замужества.

Она не боролась, поскольку ей было очень страшно. Продолжать сражение, когда знаешь, что всё против тебя, – для этого требуется храбрость на грани глупости.

Я коснулся ее подбородка. Несанина схватила мою руку и прижала к щеке. Щека была мокрой от слез.

– Кто выиграет? – снова спросила она.

– Может, и не я, – ответил я. – Но попробовать стоит. Согласна?

Она пыталась удержать мою руку, но я высвободился.

И открыл глаза.

Надо мной, в небе, идет смертельная битва. Капли крови воинов, схлестнувшихся в поединках, черным дождем падают на скалы. Несколько капель попадает мне на щеку.

Это был кошмар. Я знал, что жуткие видения врежутся в память, и через десять лет заставляя меня просыпаться в холодном поту. Если, конечно, я доживу до того момента.

От попытки встать на ноги тело отозвалось такой болью, что у меня перехватило дыхание.

Айксовы титьки! Такое ощущение, что при падении я переломал себе все кости. Неделю за неделей я выжимал из своего тела все, не щадя его. И последний маневр Симона явился последней каплей. Тело не выдержало.

Мне уже доводилось умирать. Я знал, каково стоять на краю пропасти.

Но до пропасти пока не дошло.

Я поднял голову. Еще одна капля крови сверху ударилась мне в лоб, скатилась в правый глаз. Окружающий мир стал черно-красным. Сквозь эту пелену я осмотрел развалины. Я упал на обломок скалы, ударившись правой стороной. Крылья оставались распростертыми, хотя правого я не чувствовал. Правая рука, когда я потянулся за мечом, отказалась подчиниться. Я протянул левую и схватился за эфес. Мышцы сразу ощутили тяжесть меча.

Я поднял голову.

Неподалеку Симон вставал на ноги. Доспехи на груди были залиты кровью. Одно крыло странно оттопыривалось. Перья слиплись от черной крови. Искореженный кулон на груди светился ярче. Этот свет, идущий снизу, очерчивал жесткие черты его лица.

Симон раскачивался из стороны в сторону, держась за голову. Потом зарычал совсем как зверь.

Он выпрямился, и тут его взгляд упал на меня.

Я вонзил меч в песок, уперся в эфес и заставил себя подняться.

Чтоб мне сгореть на солнце!

У меня почти подгибались колени. Почти.

Я не подавал виду. Я даже улыбнулся. Кровь изо рта так и хлынула по подбородку. До этого момента я и не подозревал, что мой рот полон крови.

Я ни на мгновение не забывал, что у меня за