Пепел короля, проклятого звездами - Карисса Бродбент
– А разве ты не хочешь быть таким? Не для того ли мы занимаемся всем этим?
Она права. Но вывод вызывает у меня еще больше досады, чем ее улыбка. Я беру у нее кинжал, которым она наносит символы заклинаний, чиркаю по ладони и прижимаю ладонь к камню, позволяя крови заполнить уже нанесенные символы.
Я стараюсь думать о власти и величии. Об ощущениях, испытанных мной, когда мой меч пронзал сердце Некулая Вазаруса. Впервые за все время я стараюсь думать о тяжести короны у себя на голове. О мертвом теле отца, которого я при жизни ненавидел, и о том, с каким наслаждением я плюнул на его могилу. Она советовала думать о чем-то могущественном. Все это – самые могущественные и значимые моменты моей жизни.
Но мне не отвести глаз от ее рта, черных точек пыли вокруг носа и маленького шрама на брови.
– Иди сюда, – говорю я, не успев подумать.
Когда я приказываю, никто не смеет ослушаться. Даже она. Ее улыбка меркнет. В глазах мелькает неуверенность.
Она подходит ближе.
У нее удивительный человеческий запах. Сладостный, ароматный, вобравший в себя несколько запахов. Я узнаю ароматы цветов, запах земли и корицы.
Она чуть запрокидывает голову и тихо произносит:
– Да.
Ее сердце бьется быстрее.
Странно, что и мое тоже.
Неудовлетворенное желание изматывает. Я уже не помню, когда оно появилось и сколько дней я провел рядом с ней, прежде чем желание сделалось навязчивым. Я презираю свое желание. В ее присутствии я теряю способность думать.
Желание вызывает у меня чувство бессилия.
Моя правая ладонь все еще прижата к камню, и кровь капает через край. Но левой рукой я тянусь к ее лицу, стираю черные пятнышки. За пальцем тянется черная полоска.
Ее кожа невероятно теплая.
А рот еще теплее.
Я попятилась, схватившись за окровавленную ладонь. Воспоминания Винсента перепутались с моими. Материнское лицо (подумать только – лицо моей матери!) отчетливо запечатлелось в памяти. Стоит закрыть глаза, и оно всплывает.
Ошарашенная увиденным, я не сразу ощутила, как задрожал пол под ногами. Только когда послышался каменный скрежет, я отогнала остатки воспоминаний Винсента и увидела, что круглая стена медленно опускается. Вскоре узоры заклинаний на полу и те, что были на верхнем торце стены, идеально совпали. Все они мерцали слабым красным светом. На узорах торца еще оставались следы моей крови.
Я поняла смысл увиденного.
Два барьера вокруг колонны и сама колонна были замком.
Каждая стена представляла собой слой, уровень, как втулки внутри хитроумного замка. Колонна в центре исполняла роль ключа, который требовалось повернуть.
Я судорожно набрала воздуха в легкие и, выдохнув, осторожно подошла ко второму каменному кольцу. Магия в зале становилась все ощутимее и пагубнее, чем несколько минут назад. Внутри головы стучали молоточки. Желудок угрожал исторгнуть содержимое. Руки и ноги дрожали.
Но все неприятные ощущения перекрывала мысль о Райне, ведущем смертельный поединок с Симоном.
У меня не было времени робеть и колебаться.
Преодолев себя, я вплотную приблизилась к черному кольцу.
На этот раз я решительно вскрыла рану на руке и приложила кровоточащую ладонь к торцу.
Моя рука уже кровоточит.
Гнев. Безудержный гнев. Снаружи сильный дождь. Такие ливни изредка проносятся над пустыней. Капельки дождевой воды падают с моих волос на узоры заклинаний. Не так давно она сотворила последние, и струйки воды, смешиваясь с кровью, уносят частички пыли, становясь черными.
Я ненавижу их.
Я ненавижу ее.
Мне нельзя было приходить сюда в таком состоянии. Слишком значимое место, чтобы оставлять тут подобные знаки. Я создавал его, рассчитывая, что оно сделает меня могущественным, а вместо этого оно превращается в памятник моей слабости. Но этой ночью я должен был сюда прийти. Требовалось убедиться, что она не предала меня: ведь своим последним поступком она выказала такое пренебрежение. И еще требовалось убедиться, что у меня хватит сил завершить начатое совместно.
Неужели она всерьез думала, что это может закончиться здесь?
Неужели верила, что ее уход меня остановит?
Она называла меня жадным до власти. Я называл ее слабой. Какое право она имела так говорить со мной? Она родилась и выросла в нищете. Я дал ей все.
Я был готов дать ей вечность.
Я был готов дать ей все на свете, а она, заглянув в мои глаза, плюнула мне в лицо.
Знала ли она, сколько женщин отдали бы все, что угодно, ради такой возможности? Сколько людей убили бы кого угодно за право войти в вампирскую королевскую семью?
Неужели она думала, что я не почую в ее чреве моего ребенка?
Моего ребенка?
Угрозу. Не просто угрозу, а угрозу смертельную. Сколько королей погибло от рук собственных детей?
Если бы она осталась, если бы послушала меня…
Мы смогли бы найти решение.
Но теперь ее нет рядом. Она ушла. Где-то на свет появится мой ребенок, а я… я…
Я опускаюсь на колени, прижимаясь лбом к острой кромке стены. У меня отчаянно болит грудь. Я оказываюсь на острие ножа, балансируя между двумя чувствами, и оба не из приятных. Я ненавижу ее за то, что она вынудила меня испытывать эти чувства.
Я стыжусь самого себя.
Я вспоминаю каждое слово, сказанное мной. Каждую гримасу боли на ее лице.
Я не звал ее в свою жизнь. Она сама постучалась в мою дверь. Сама находила причины остаться.
Мысль о пустой спальне в пустом замке ударяет по мне, и это куда болезненнее любых ран, полученных в сражениях.
Нужно было отправиться следом, догнать ее. Нужно было обрезать нить, выдернутую из шпалеры моей жизни, заделать брешь в доспехах. Так поступил бы мой отец. Так поступил бы каждый король ночерожденных, правивший до меня.
Но она посмотрела мне в глаза и спросила, оставлю ли я ее в покое, если она уйдет. Спросила, заработала ли она такое право годами любви и совместной жизни.
Я сказал ей: «Ты вольна уйти, когда пожелаешь. Ты слишком высокого о себе мнения, если думаешь, что я стану тебя преследовать».
Большая часть того разговора забылась, превратившись в поток жестоких слов, лившихся из меня. Но свой ответ я запомнил дословно.
Здесь, окруженный магией, созданной ей для меня, я больше не мог лгать. А это было самой настоящей ложью, к тому же по-детски глупой.
Здесь я не мог лгать самому себе.
Она ушла и не вернется.
И даже если я ее
