Иная. Песнь Хаоса - Мария Токарева
– Так и есть.
– Нам надо добраться до корабля. Восстание продлится день-два, может, неделю. Потом либо они ворвутся во дворец, – воодушевленно говорил Вен Аур, но помрачнел: – Либо восстание подавят. Не знаю, сколько нашлось тех, кто слышит Хаос. Хватит ли им сил, чтобы держать город.
Котена же услышала другое. Она вспомнила девушек из гарема, представила, что случится с ними, если во дворец ворвется обезумевшая от вседозволенности толпа. Конечно, их направлял Генерал Моль, но все же даже среди слышавших ауру Хаоса могли найтись бесчестные.
– Во дворец… Если так, нельзя оставлять девушек в гареме! – уверенно сказала Котена, вновь залезая на спину Вен Ауру.
Без слов он понял направление и устремился вниз по лестнице. Стражников оставалось все меньше, зато коридоры все больше заливала их кровь. Светлая шерсть на лапах Вен Аура вскорости окрасилась багрянцем.
«За тобой идет огонь», – вновь вспомнилось Котене, когда они проносились мимо чьих-то объятых пламенем покоев. Она несла за собой разрушения? Возможно, да. Но, возможно, и нет. Так совпадали неуловимые нити разных судеб. Что-то изменялось во всем их мире. В обоих мирах.
– Где там гарем? – на бегу выдыхал Вен Аур.
Котена указывала путь, и вскоре они с грохотом сломали плохо затворенные двери. Створки напряглись и затрещали, превращаясь в щепки под натиском когтей.
– Чудовище! – завопили сбившиеся в кучу женщины.
В узкой комнате собрались и законные жены, и наложницы из верхнего и нижнего гаремов. Они жались друг к другу, а охраняли их несколько евнухов. Но те оказались слишком испуганы, потому лишь отступили к стене.
– На нас напал Хаос.
– Нет! На вас напали те, кто устал от рабства! – возвестила Котена, высоко поднимая саблю в воздух. – Отныне вы свободны! Если кто-то хочет остаться в неволе, можете остаться. Но вы свободны! Все, кто пойдут с нами!
Оружие непривычной тяжестью оттягивало руку, Котена едва не соскальзывала на спины Вен Аура, громкие речи давались ей с трудом, но воззвание достигло ушей. Котена взволнованно переводила дыхание, замечая, как из дверей гарема тут же кинулись несколько женщин. Они достаточно намучились в нижнем гареме, одежды их мало чем отличались от рубища. К тому же они не устрашились Вен Аура, вероятно, тоже слышали его мягкую и спокойную ауру, понимали, что он им не враг. Законные же жены плакали в углу, прячась за спины уцелевших евнухов. Недавно привезенные девушки мучились от сомнений, но в числе первых вперед выступила знакомая девушка из Мале и две из Ветвичей. Их купили у Вхаро на рынке, и теперь они без опасений приблизились к созданию Хаоса. Похоже, они поняли, что восстание – это путь к свободе.
– Куда нам идти за тобой? – простерла к ней руки девушка из Мале с такой благодарностью, что Котена смутилась.
Она и сама не знала, куда им надо идти.
– Встречаемся в порту! Ищите крылатых янычар. Они защитят вас, – скомандовал Вен Аур.
И девушки кинулись на выход, хотя кое-кто из гарема все же остался. Котена их не винила, лишь радовалась, что им наконец-то дали возможность выбраться из дворца. Выбор и свобода равнозначны. Желание остаться в несвободе – тоже выбор.
Но, судя по количеству бежавших девушек, далеко не одной Котене опостылели яркие мозаики на стенах, приторная еда и еще более приторная лживая лесть, которая облепила дворец, как мухи – медовое угощение. Теперь все это исчезало, сгорало в огне.
Вен Аур несся по коридорам на выход, подыскивая либо раскрытое окно, либо дверь. Но они, очевидно, заблудились. Вокруг горели факелы, и даже бой остался где-то вдалеке. Вен Аур остановился в нерешительности, Котена слезла с его спины, силясь вспомнить, не этим ли путем вел ее отец, чтобы отдать в гарем. Внезапно тяжелая дверь какой-то залы распахнулась, и из нее с безумными криками вылетел человек с саблей наголо.
– Умри, чудовище!
– Нет! – воскликнула Котена и невольно вскинула свое оружие.
Сражаться она не умела, но все-таки поймала удар, отвела его в сторону. Вен Аур осклабился и тут же повалил врага. Острые зубы готовились порвать глотку, а когти – расцарапать грудь.
– Нет, Вен! Нет! Это мой отец! – узнала нежданного врага Котена, растирая вывернутое запястье.
Сабля отлетела в угол, но в нужный момент клинок не подвел.
– Юлкотена, это всё из-за тебя! – выдохнул отец.
Его чалма укатилась при падении, теперь на голове сияла лысина в окружении редких черных волос. Парчовый кафтан порвался, а лицо покрывала копоть. Еще недавно являвший облик величия Юлкотеон-эфенди теперь выглядел жалко, изумленный, постаревший на десяток лет. Ничего, поделом. Дважды предавшему веры нет. Матушка после лишений войны выглядела намного хуже. Котена не заметила в себе и тени сочувствия к отцу, но смерти его не желала. Ведь тяжкий проступок перед духами – убийство своего родителя. Не хотелось навлекать на себя гнев высших сил. Особенно теперь, когда они стремились вперед, в горящий город и темную ночь неведомого.
– Отец, это Вен Аур – мой муж, – с деланой вежливостью представила она отцу того, кто придавил его к полу. – И ты не имел права отдавать меня в гарем. По законам любой страны я мужняя жена. Жаль, отец, что ты оказался таким.
– Убить его? – Вен Аур удерживал пленника мягкой лапой, лишь слегка выпуская когти.
– Нет. Оставь ему жизнь. Пусть живет и помнит, что его дочь более великодушна, чем он, – вскидывая голову, заявила Котена.
Она медленно обошла вокруг отца, ловя его уничтоженный взгляд.
– Дитя проклятья моего рода! Проклятое дитя! – твердил Юлкотеон.
Он не менял своего мнения, но Котена уже и не надеялась на это. Вероятно, хватало в Империи Велла и тех, кто в эту ночь не последовал за Генералом Молем. Так же, как ее отец. Песня твердила им о единстве миров, но не желающие слышать никогда не последуют за зовом.
– Создания Хаоса вовсе не монстры! Это вы – монстры! – заявила Котена, подбирая саблю и вновь садясь на спину Вен Ауру.
Он понесся дальше по коридору, легкий и грациозный, а Юлкотеон остался позади, грозя кулаками и извергая злые слова вослед беглецам. Но Котена даже не оборачивалась.
Она оставила отца в прошлом, растворилась ее давняя боль, ее детская иллюзия. Теперь-то она знала, как все случилось на самом деле.
«Матушка, ты была самой лучшей, самой доброй! Когда-нибудь мы снова будем жить все вместе!» – пообещала себе
