Наставница для наследника престола - Елена Александровна Романова
— А-ну! — он внушительно поднимается из-за стола.
И я тоже подскакиваю, понимая, что подобные оскорбления в этом мире не спускают даже детям.
— Как не совестно тебе, братец! — громко верещу я. — Оскорбить такого приличного господина! Посмотри до чего дошло? — и гляжу на вздувающуюся на лбу последнего шишку: — Я готова возместить ущерб! Не сердитесь на моего брата, — и оттесняю мальчишку, прикрывая спиной. — Сейчас, — достаю из кошелька деньги и протягиваю золотой: — примите наши искренние извинения.
А Волчонка хватаю за шиворот и тащу на улицу. Он вырывается и рычит:
— Сам бы справился!
— Вижу я, как ты справляешься!
На улице уже темно. Прохладный ветер кружит по дороге листву, с темного неба сияют звезды — такие, какие бывают только вдали от городов.
— Послушай меня, — говорю я раздраженно, а у самой сердце колотится после случившегося. — Если хочешь доехать живым, то не ввязывайся в такие истории!
— Тебя не спросил, — фыркает он. — Что привязалась? Без тебя обойдусь!
Я моментально остываю и делаю глубокий вдох.
— Сколько тебе лет? — спрашиваю.
— Какое тебе дело? Не лезь ко мне. Доедем до Арвала, а там каждый за себя. Мне не нужна твоя опека. И ничья не нужна!
Он вздергивает подбородок, сверкая глазами — столько глупой гордыни в нем, ей-богу!
— Раз так, — говорю я. — Не создавай мне проблем. И без тебя их достаточно. Но вот тебе совет. Научись принимать помощь от людей, которые искренне желают тебе добра.
Он вскидывает глаза, а по лицу скользит нечитаемое выражение.
* * *
В Арвал мы приезжаем поздней ночью.
На улице темно, лишь старый желтый тусклый фонарь покачается от порывов ветра. Тяжелые колеса дилижанса мелят почву, унося наших попутчиков дальше, а мы сходим на станции. Прыгаем в лужи, выгружаем чемодан и в момент промокаем до нитки.
Аза торопится укрыться от ливня под свесом кровли одного из домов, а я оборачиваюсь к мальчонке:
— Пойдем?
Он закладывает руки в карманы и поджимает голову в плечи, поеживаясь от холода.
— Дальше я сам, — бурчит. — Деньги верну.
Задолжал он только за билет и несколько мисок горячей похлебки, которые я покупала в трактирах или гостиничных домах, где мы останавливались. У мальчишки не было ни гроша за душой.
— Скажи хоть, как твое имя? — спрашиваю.
Он говорить не хочет. Качает головой.
Я подаю ему руку, и он принимает ее. Не разжимая рукопожатия, я отгибаю рукав на запястье, показывая шрам от выжженой брачной метки.
— У меня тоже есть тайна, — произношу, глядя, как мальчик растерянно глядит на эту отметину. — И я умею хранить секреты.
Я слышу, как ругается Аза, опасаясь, что я простужусь. А дождь лупит, словно желая подтвердить все ее опасения — стучит по крышам, льет по ливневкам, бежит по блестящим в свете луны булыжникам улиц Арвала.
Волчонок склоняется ко мне, и меня вводит в ступор его голос: не гордеца, а напуганного и нуждающегося в помощи ребенка.
— Меня ищет очень опасный человек.
Что-то подобное я и ожидала услышать.
Дождь немного стихает, и воздух вдруг становится прохладным и густым. Ночь вступает в права — из-за туч выходит яркий месяц и серебристым лунным светом дрожит в лужах.
— Пойдем со мной, — предлагаю я.
— Рано или поздно он меня найдет, — шепчет мальчик, — а все причастные к моему побегу будут наказаны. Ты сильно рискуешь.
Он вскидывает темный взгляд. Желтоватый свет фонаря освещает его лицо, вычерчивает черты, бросает тени под глаза, нос и губы. Это лицо кажется печальной маской, а за ней проглядывает только тьма. И, кажется, там нет ничего больше…
— Как тебя зовут? — спрашивает, а когда я отвечаю, бросает: — Прощай, Неялин Лейн!
— Подожди, — я открываю кошель, но мальчик качает головой, а потом срывается с места, исчезая во тьме ночных улиц.
Я долго смотрю ему вслед. Впереди ночь, улицы Арвала окутаны мраком — даже мне страшно. Я вбегаю под свес кровли, и Аза обеспокоенно наблюдает, как с моей одежды стекает вода.
— Такого не удержишь, — говорит Азалия. — Больно уж спесивый.
А скорее, раненый. Ненужный. Чуждый здесь.
Как и я.
Поэтому, возможно, я чувствую в нем родную душу, ведь в этом мире я тоже чужая.
Мы с Азой долго бредем по ночным улочкам, опасаясь любых звуков. Все же двум женщинам бродить ночами по Арвалу очень опасно.
— Кажется здесь, — говорит Аза, когда мы подходим к кованной калитке, перемотанной цепями и увитой виноградной лозой. — Сколько же лет прошло, — дрожит ее голос.
Железные прутья облупились, цепи заржавели, а под ногами мягкой влагой стелились пожухлые листья.
Аза толкает дверцу — цепи глухо звенят. В небе вдруг грохочет гром, ветер снова налетает — вновь собирается над головой сизое марево.
Я убираю в стороны виноградные листья, гляжу на дом — сквозь мрак виден лишь тусклый свет фонаря, что висит у входа.
И в этот момент на пороге появляется женщина. В ее руке трепещет свеча. Она медленно движется к калитке, шаркая тапками, и я слышу ее крякающий, сиплый голос:
— Кого еще принесло? А-ну пошли прочь! Ах, это ты старая калоша! Вернулась? — к прутьям прижимается лицо старухи. — Ты ли это, Азалия?
Глава 10
ААРОН ГЕРЦОГ ЭЛГАРИОН
Белый дворец династии Тэнебран, Гнемар
Аарон бегло оглядывает список из пяти имен — двоим уже за шестьдесят. Один — игрок, другой — бывший вояка, лишившийся ноги. Но все лорды из хороших родов, первые дети в семьи, наследники родовой силы. Лишь двое из пяти — вдовцы, другие женаты.
— Ваша светлость, — в кабинет входит Морис и припадает на колено, как-то виновато. — У меня плохие новости. Я никак не могу взять в толк, куда именно делась леди Лейн, а тут еще и это.
Аарон отбрасывает документы и поднимается из-за стола, и по его венам тотчас бежит какой-то странный азарт, толкающий эту девицу найти и привести в чувства — поставить, наконец, на место. Контраст того, что он знал о ней и того, что она себе сейчас позволяла, ввергал его в смятение.
Беглая аристократка —
