Йага. Колдовская невеста - Даха Тараторина
А наперерез тройке выскочил малец-лоточник. Пряники посыпались с поддона, превратились в крошево, лошади забили копытами, суровый возница едва удержал их. Свистнул хлыст, малец закричал…
– Уби-и-и-ил! – завизжали бабы, особливо те, что стояли подальше и не застали произошедшего.
Йага же, не думая, подскочила к лоточнику. Тот лежал ни жив ни мертв, закатив глаза. Но ведьма сразу поняла – с испугу, а не от боли. Хлыст ударил рядом, всего-навсего отгоняя лопоухого, но тот на всякий случай уже успел со светом проститься и стонал как умирающий.
– Выживешь! – весело пообещала ему Йага и поцеловала в лоб для убедительности.
Малец разом сел. С такой наградой взаправду умирать грешно!
Но ведьма на второй поцелуй размениваться не стала. Она припустила за повозкой и грозно гаркнула:
– Ты что же это, скотина, делаешь?!
Прежде дочь леса ни на кого не кричала. Не ругалась и подавно. С кем ссориться, когда все звери друзья? Но тут злость вскипела в ней подобно бурлящему на огне отвару.
– Стой, кому сказала! Стой!
Возница, а тем паче тот, что ехал в повозке, укрывшись меховым, не по погоде, одеялом, и не обернулись. А Йага, вне себя от ярости, помчалась следом. Выбежала она на площадь, в которую упиралась деревянная мостовая, – тулупчик расстегнут, грудь высоко вздымается, волосы растрепаны. И глаза… Глазища желтые сверкают по-звериному! Невольно Щура в защитники призовешь!
Ведьма схватила главную лошадь за сбрую, и та, хоть прежде слыла на диво норовистой с чужими, послушно встала. Возница замахнулся плетью:
– Куда лезешь, дура?
– Я куда лезу?! А разве не ты добрых людей мало не задавил! Кто тебе такое право дал, отвечай!
– Пошла вон, оборванка! Да батюшка Боров всего города кормилец, Посадников побратим! Нашла на кого вякать!
Имена, как известно, никому зазря не дают. Не зазря получил его и тот, кто сидел в повозке. Он поднялся, и иначе как Боровом никто его назвать не решился бы. Толстощекий, лоснящийся, с туго натянувшим камзол пузом. Он не спеша вытащил из кошеля гребешок и пригладил им редкие волоски на плешивой башке. Убрал на место и тогда только заговорил:
– Пропусти-ка ее, Бдарь.
Возница задохнулся от возмущения. Вцепился в седую бороду, едва не выдрав.
– Да где ж это видано, батюшка?! Неужто к тебе всякая неумойка по первому же требованию…
– Пропусти, сказал.
Сказал вроде негромко, а старик сразу втянул голову в плечи и спорить поостерегся. Боров между тем поставил красный сапог с загнутым носком на приступку и тяжело вывалился из повозки.
– Ну иди сюда, что встала, – поманил он толстым пальцем с тремя перстнями.
Зеваки вокруг ахнули – не к добру. Так запросто батюшка Боров ни с кем не балакает, к нему в особый день очередь стоять надо! Йага же сощурилась и бесстрашно подошла.
– Ты что же это, – сказала она, – как у себя дома тут ездишь? Людей пугаешь, мальца едва не убил!
Холоп все же вырвал клок из бороды: вот сейчас ка-а-а-ак даст батюшка девке затрещину! Но Боров повернулся к нему:
– И верно, Бдарь. Что это ты расшумелся? Хлыстом так и хлещешь. Сам хлыста захотел?
Возница взмолился:
– Помилуй, батюшка!
– Цыц! – И обратился уже к Йаге: – Что еще?
Больше ничего от важного человека Йаге было не надобно, но она подумала и добавила:
– И мог бы не в повозке гоголем ехать, а ногами дойти. Небось не развалился бы!
Боров захохотал, точно в бочку, пузо затряслось в такт.
– Ладно, отныне стану пешком ходить. Еще чего хочешь?
Йага развела руками, с удивлением обнаружив в стиснутом кулаке серьги. Убрала их в передник к прянику и докончила:
– И вообще добрее к людям надо быть. Вот.
– Ну как прикажешь, горлица. Вот с тебя и начну. Полезай в повозку, отвезу в хоромы, угощу сладким медом.
– Нет, спасибо, – мотнула головой девка и собралась уже уйти, да не пустили.
Пальцы Борова были хоть и толсты, а сила в них скрывалась недюжинная. Эти-то пальцы и стиснули загорелое запястье ведьмы.
– Сама вылезла, хвостом повертела, так теперь и ответ держи. Залазь, кому сказал!
– Не перечь, девонька! Слушайся! – зачастил Бдарь. Он-то точно знал, на ком Боров сорвет злость, чуть что.
– Да не полезу я. Вот еще!
– Полезешь, еще как полезешь, – пообещал батюшка. – А я тебе опосля перстенек дам, не обижу.
Бдарь соскочил с козел, подбежал, уперся ей в спину, подталкивая.
– Полезай, полезай, дочка! Никого еще батюшка не обделил!
– Да вы никак белены объелись? Пустите! – Йага рванулась раз, другой – крепко держат. – Пустите! – потребовала она уже всерьез.
Да не станут же ее неволить? День белый на дворе, людей вон сколько вокруг… Станут. И люди стыдливо отворачивались, и Боров хватку не ослаблял. Кто-то из старух посоветовал:
– Не противься, дочка! Поехала бы…
– Отстаньте!
Йага пустила в ход зубы. Боров разжал одну руку, но тут же вцепился другой – уже в лиф сарафана.
– Давненько я таких норовистых кобылок не объезжал! – ухмыльнулся он. – Добре!
Слюнявый рот, растянувшийся в улыбке, был совсем рядом. Крошки пирогов собрались в уголках толстых губ. Девку замутило. Земля поплыла из-под ног, но почти сразу знакомый звенящий от ярости голос вернул ее на место.
– А по зубам ли лакомство, друг? Точно прожуешь все, что откусил? – И кулак ударил аккурат в те самые зубы. Выбил. Как и обещал.
Боров заорал, плюясь кровью, а Рьян отдернул от него Йагу, завел себе за спину и добавил батюшке Борову промеж ног. Холоп попытался было вступиться за хозяина, но к нему подоспел давешний лоточник, ударил под коленом и был таков.
– Вот тебе! – крикнула Йага, точно это она отлупила нахала, а не добрый молодец.
– Молчала бы лучше, – процедил Рьян. Был он еще бледнее обычного, словно не победителем в драке вышел, а сам получил на орехи. Крепко зажмурился, втянул голову в плечи. – Пошли отсюда. Живо.
Девка вцепилась в его локоть, но и двух шагов не прошла, как проклятый почти повис на ней, тяжело дыша.
– Уведи меня. Скорее.
Запахло зверем. Что-то страшное поднималось из живота молодца, что-то, с чем он никак сам не мог справиться. Не чаяла Йага еще раз увидеть, как проклятье Рьяна выползает наружу, ан пришлось. Она перекинула его руку через шею, поднатужилась… Нет, никак им не
