Волчье (СИ) - "Happy demon"

Впрочем, что-то мне подсказывало, что все сказанное гномом как никогда точно отображало отношение каждого из присутствующих ко всему происходящему.

— Мой господин, Великий Саурон, приветствует вас, — голос был ему под стать, скрипящий, холодный, пробирающий до костей, и волчица внутри с готовностью зарычала, готовясь броситься вперед, разорвать, уничтожить. Широкая, самодовольная ухмылка обнажила желтые, словно бы сточенные зубы, от чего глашатай стал выглядеть еще ужаснее. Это был человек, я не сомневалась в этом, втягивая полными легкими горький запах, но почему-то на уродливого монстра он был похож намного больше. — Кто из вашего сброда достоин говорить со мной?

— Мы пришли не приветствовать Саурона, вероломного и проклятого, — отбрил Гэндальф, взявший переговоры в свои руки, и я заметила, как после его слов уродец дернул верхней губой, обнажая кривые зубы в оскале. Громадный черный конь тяжело дышал и нервно бил копытом, прочные доспехи позвякивали при каждом движении, и я заметила, как Боромир, словно невзначай, положил руку на эфес своего меча. Плечи мужчины были широко расправлены, излучая исходящее от воина напряжение, и мне почему-то казалось, что воин вот-вот бросится в бой. Взгляд скользнул по медному затылку, запутавшись в жестких волосах, и я силой заставила себя вновь взглянуть на глашатая. — Передай своему господину, что армии Мордора должны быть распущены, а он сам должен покинуть эти земли и никогда больше не возвращаться.

Словно каленая сталь заскрежетала в сером воздухе, наполненном пеплом, — незнакомец громко засмеялся, запрокинув голову назад, и в этом смехе было столько холода и превосходства, что пальцы сами собой сжались на поводе крепче. Холодная сталь спрятанного в ножнах меча словно обожгла, до безумия захотелось заставить этого уродца замолчать, и мне с трудом удалось подавить это желание. Инстинкты взвыли, как безумные, зубы до крови прикусили нижнюю губу, и мне показалось, что всего лишь на какое-то мгновение голова Боромира самую малость повернулась в мою сторону. Впрочем, в тот же момент оборвался смех глашатая, и тот вновь заговорил, пронзая каждым словом:

— Седая борода… Мне было велено передать тебе это.

Разорвал тишину серого утра тихий перезвон, белый росчерк взметнулся в воздух, заставив рефлекторно дернуть головой, а взгляд жадно вцепился в непонятную белоснежную ткань, которую уродец швырнул прямо в лицо Гэндальфу. Резкое движение заставило полотно расправиться, и я сумела различить тоненькую, сотканную из тончайших мифриловых нитей кольчугу с вышитым золотом воротом.

В сознании яркой вспышкой вспыхнуло воспоминание темных подземный копей и терпкого смрада крови и металла, кровь вскипела в жилах от испытанного ужаса, а в ушах поднялся звон, когда я узнала уже знакомую кольчугу, увиденную лишь однажды. Мрачные образы пронеслись перед внутренним взором калейдоскопом, я вспомнила несколько безумных мгновений, в которые взмыленная волчица мчалась к голубоглазому хоббиту, думая, что он ранен, и испытанное тогда облегчение сейчас страхом застыло где-то в горле, когда я осознала, что все это значит.

Если мифриловая кольчуга сейчас оказалась в руках прислужников Саурона…

— Нет… — выдохнула я, не справившись с эмоциями, и тихий вздох показался мне просто оглушающим. — Нет-нет-нет…

Обезумевшая от горя волчица громогласно взвыла в груди, невидимая глазу тяжелая гранитная плита камнем рухнула куда-то на дно желудка, а разум словно помутился, и я даже не заметила, как отчаянно зажгло от выступивших слез глаза. Мир вокруг поплыл, и как мне удалось удержаться в седле, я искренне не понимала.

— Илва… — услышавший мой невнятный шепот Боромир оглянулся, в серых глазах всколыхнулось искреннее сочувствие, от которого я буквально захлебнулась захлестнувшим меня отчаянием, чувствуя, что как не хватает воздуха. Все, на что мы так надеялись, все, к чему мы стремились, чего ожидали…

Все пошло прахом, и я, все еще не веря своим глазам, искренне не понимала, как быть дальше. Ведь если Фродо, маленький, беззащитный Фродо…

Послышались испуганные восклицания хоббитов, Маргрит с Эомером, искренне не понимающие, что происходит, переводили удивленные взгляды с белоснежной кольчуги на наши побелевшие от ужаса лица, волки, учуявшие отчаяние своей альфы, нервничали, срываясь на приглушенное рычание, даже где-то за спиной до меня волнами долетала тревога собратьев, а Скьельд, осознавший, какое впечатление производит на королеву неизвестная ему одежка, вновь припал к земле, оскалив аршинные клыки и взглянув на глашатая со звериным бешенством в золотом взгляде.

— Надо же, кого я вижу, — привлеченный рычанием приспешник Саурона повернулся к нам, и пусть никто не видел его глаз, но почему-то мне казалось, что он внимательно и жадно смотрит на подобравшегося серого зверя. — Что за дешевый сброд, не поленились даже этих вонючих псин вытащить из их грязных буд.

Скьельд сорвался на безумное рычание, явно обозлившаяся Маргрит приподнялась на стременах, не справившись с пробежавшейся по телу дрожью и не обращая внимания на то, как Леголас, словно невзначай, осторожно коснулся ее руки, а золотая пелена, упавшая мне на глаза, разбилась о серую сталь знакомых глаз. Боромир, по-прежнему глядящий на меня, едва заметно мотнул головой, будто бы прося не дурить, и я, подавив отчаянно воющую волчицу, с трудом заставила себя не горячиться. От отчаянья было физически больно, но ослепить себя ему я не позволила.

Крепко сжала челюсти, пытаясь справиться с силами, и буквально прорычала:

— Скьельд, назад.

Волк зло заворчал, но послушно отступил, не собираясь противиться приказу альфы, Маргрит, поймавшая мой предупреждающий взгляд, покорно опустилась обратно в седло, спрятав вновь ставшие карими глаза. Мужчины, убедившись в том, что никто ни на кого нападать не будет, вновь повернулись к глашатаю Саурона, а тот, осознав, что вывести из равновесия никого не удалось, широко усмехнулся, обнажив желтые зубы.

— Вижу, полурослик был вам очень дорог, — в скрипучем голосе слышалось нескрываемое торжество, которое заставляло моих друзей хмуриться. — Знаете, он очень мучился в руках хозяина.

Темное забрало поворачивалось в разные стороны, уродец словно всматривался в каждого из нас, пытаясь понять, задевают ли нас его слова, однако мимолетной слабости себе больше никто не позволял, хмурые лица оставались непроницаемыми, и даже волки хранили молчание, сверкая золотом хищных глаз.

— И кто бы мог подумать, что кто-то столь маленький выдержит столько мучений, — очередная вспышка злорадного смеха всколыхнула утреннюю тишину, сорвавшийся порыв ветра бросил в лицо спутанные волосы, и я лишь краем уха услышала приглушенный всхлип, который сидящий в седле Гэндальфа Пиппин отчаянно пытался подавить, прижимая к груди кольчугу. Мэри, прячущийся за Эомером, выглядел не лучше, смаргивая невольные слезы, зло пыхтящий Гимли по-прежнему цедил сквозь зубы ругательства, а от стужи, царящей в глазах Арагорна, было не по себе даже мне. — А ведь он выдержал, старик. Он все выдержал…

Недвусмысленность равнодушно брошенной фразы не оставила ни у кого сомнений в том, что он имел ввиду, всколыхнувшуюся внутри ярость подавить удалось с огромным трудом, и только недюжинная сила воли заставила меня крепче сжать поводья вместо того, чтобы зарычать. Скьельд взволнованно переступил лапами, со стороны стоящего впереди Боромира донесся шумный вздох, а в глазах Гэндальфа впервые заблестела влага, которую старик не сумел спрятать.

Медленный перестук копыт заставил вздрогнуть, взгляд зацепился за статную фигуру Арагорна, тронувшего поводья своей лошади, и я невольно подобралась, неотрывно наблюдая за тем, как друг неспешно приближается к глашатаю. Улыбка у того немного потускнела, он подобрался в седле, настороженно поглядывая на Странника, который по-прежнему сохранял непроницаемое лицо, а после даже попытался усмехнуться вновь.

— И кто же это? Неужели, наследник Исильдура? — издевка, прозвучавшая в голосе, слышалась слишком явно. — Чтобы стать королем, нужно немного больше, чем сломанный эльфийский меч.