Дневники фаворитки - Татьяна Геннадьевна Абалова
— Я люблю ее, — произнес Дрейг так, будто это оправдывало все его слова и поступки. — Давно и безнадежно. И мне все равно, какие у нее следы от ожогов!
— Подождите-подождите! — заметив, как у отца сжались кулаки, вперед выступила Софья. — Не будем горячиться. Позвольте сначала поговорить с Ювенией.
Дочь умоляюще посмотрела на отца, и тот дрогнул.
— Хорошо! Но только недолго. Нечего моей дочери забивать мозги сказками о счастливой жизни. Я ни за что не поверю, что Донна допустит их отношения.
— Вы, должно быть, еще не слышали, Донны больше нет, — тихо проговорил Дрейг. — Она ушла в монастырь, и я теперь свободен в выборе.
Софья подошла к дивану. Села сама, потянула за собой Ювению. Изуродованные шрамами руки были словно лед.
— Что вы хотели мне сказать? — так и не дождавшись, начала сама Ювения.
— Не сказать, а показать. Смотрите, — Софья провела по ладони бывшей ученицы монастырской школы подушечками пальцев, потом по второй. Глаза ее собеседницы расширились.
— Я не понимаю…
— Шрамов больше нет. Кожа гладкая точно шелк. Расстегните теперь воротник.
— Нет! Нельзя, чтобы Дрейг видел меня такой…
— Он отвернется.
Если бы Софья не была подготовлена, на ее лице отразился бы ужас. Какое же черствое должно быть у человека сердце, покусившегося на красоту молоденькой девушки!
— Не плачь, милая, сейчас все пройдет.
— Горячо. Очень горячо…
Соня гладила и гладила кожу Ювении, но полностью убрать следы ожога никак не получалось. Руки уже болели и наливались невероятной тяжестью, так и хотелось опустить их, но Софья боялась, что, если она отступится, то ничего уже исправить не сможет. Откуда-то она знала, что боги дали ей всего один шанс.
Некстати вспомнилось, как она перегорела, открывая порталы, как совсем недавно обнаружила, что не может подглядеть за Эрли через зеркало, утратив и этот дар. Теперь пришел черед магии целительства. И это ее последняя возможность сделать счастливым измученного человека.
«А вдруг я не бесконечный селлар? Вдруг мне отведено ограниченное число попыток изменить что-либо в лучшую сторону?»
— Все Софья, хватит, — лорд Асдиш взял ее ладони в свои. Даже в неярком свете лампы было заметно как она осунулась: черные круги пролегли под глазами. — Ты убиваешь себя.
Когда они уходили, Дрейг обнимал плачущую от счастья Ювению. Ну и что, что на плечах кое-где остались едва заметные следы ожога. Шея полностью очистилась! А ведь девочка из Макуж уж забыла, какая красивая на самом деле.
После той ночи Софья не вставала три дня. Даже пришлось вызывать лекарей, которые как один огласили диагноз «физическое и моральное истощение».
— Этот дар тоже от меня ушел, — произнесла Соня, когда Эрли на утро четвертого дня принес ей цветы. Она сидела на краю кровати. Жалкая, враз похудевшая, с опущенной головой. Ковыряла какую-то царапину на своей руке. — Видите, не заживает.
— Милая, — лорд Асдиш опустился перед ней на корточки и положил ладони на острые коленки, — ты посмотри на все с другой стороны. Боги в самый нужный момент награждают тебя каким-нибудь ценным даром, а потом, когда ты выполняешь свое предназначение, даруют тебе что-то новое. Еще более значимое.
— Думаете? — она подняла на него глаза.
— Конечно. Ты захотела доказать, что Дрейг твой близнец, и боги позволили тебе встретить Вокана и Зулейку, которые подсказали, что Фурдик вовсе не умер.
— Да. Медведь еще так странно ответил: то ли жива Милена, то ли нет.
— Все правильно: она выжила, но не помнила себя.
— Расскажите еще что-нибудь о задумках богов. Мне так спокойно рядом с вами.
— Ты хотела помочь драконам, и вот проснулся Источник.
— А еще я взяла и объявила самому главному дракону право на первую ночь. На это тоже меня толкнули боги?
— Даже не сомневайся. А как иначе мы разбудили бы спящую магию? Целомудренными поцелуями в щечку? Нет, здесь нужна была страсть. И звездная ночь над головой.
— И крики любопытного дракона.
— Дурочка. Он нас прикрывал. Иначе бы весь замок сбежался посмотреть, кто орет во все горло.
— Я орала?
— Еще как.
— Ну ладно. А когда я научилась ходить через зеркала? Что этим хотели сказать боги?
— Боги позволили тебе побыть с родными и без суеты подумать о нас, о наших отношениях.
— Меня мама ругала за распутство, — Соня капризно скривила губы.
— Иногда ушат холодной воды направляет мысли в нужную сторону. Я, например, понял, что жить без тебя не могу.
— А я мечтала выйти за вас замуж и почти ответила «да», но ничего не получилось. Боги были против? Почему они не позволили исполниться этому желанию?
— Они все рассчитали правильно. Своим «Пап, соглашаться или ну его?», ты подтолкнула память Милены. Запомни, милая, твой главный дар — делать людей счастливыми.
— Значит, мои целительские способности появились только для того, чтобы я сделала Дрейга счастливым?
— Да. Его и Ювению. Я уверен, теперь они никогда не расстанутся.
— Эх, а я хотела подразнить в школе наших чопорных гусынь! В монастыре от меня почти все отвернулись. Еще бы, бастардка казнокрада! Представляешь, что было бы, если бы я им объявила, что теперь я выбираю, кто из них достоин называться невестой принца.
— Эх, Шиповничек-Шиповничек, какая же ты еще маленькая.
— О, Эрли! Я прям петь готова! Как же ты все ловко объяснил! Я приношу счастье!
— Осталось одарить им еще одного человека.
— Кого? Геленку? Ну уж нет, пускай сама добивается!
— Нет, меня.
Эрли протянул Соне ладонь, на которой блестело кольцо.
— Так, на коленях я уже стою, — стук коленей об пол подтвердил правдивость слов. — Теперь речь.
— Поромантичней, пожалуйста, мой лорд!
— Милая Соня, выходи за меня замуж.
Соня жмурилась от счастья, улыбалась во весь рот, но… Шиповничек еще та мстительница.
— А можно подумать?
— Нет, подумать времени нет.
— Почему это? Я слышала, уважающие себя леди никогда сразу на шею не бросаются.
Эрли не собирался слушать разглагольствования о всяких уважающих себя леди. Он наклонился к Сониному уху и прошептал:
— Если мы не поторопимся, наш сын родится бастардом. Ты же не хочешь лишить первенца права
