Любовь и прочие проклятья - Татьяна Николаевна Гуркало
Вечером они зашли в морской ресторан. Дети дрыхли в своих корзинках, Маку как слуге, присматривающему за ними, был выделен отдельный столик для ужина, а Гейб и Вилда уселись в нише с видом на море и ждали, когда подадут блюда.
– Хороший сегодня день, – заметила волчица.
– Хороший, – согласился Гроул и едва сдержал зевок. – И тем, что мне не надо готовить, тоже.
– Я сдала отчет, теперь до следующего смогу подменять тебя с готовкой по выходным, – проговорила она. – И делать завтраки на постоянной основе, это будет справедливо.
– Сегодня не просто хороший, а отличный день, – подмигнул ей Гейб и ткнул вилкой в поднесенного жареного осьминога.
Вилда промолчала. Слишком по-настоящему было все это: уютный вечер, разговоры ни о чем, обаятельный и улыбающийся Гейб. Слишком хорошо, настолько, что можно забыть о том, как он когда-то прогнал ее. И она выбрала молчать.
Гейб, поразмыслив, тоже решил помалкивать. Вилда как будто смягчилась, даже лицо стало не таким строгим, взгляд перестал быть настороженным. И он боялся спугнуть ее настроение.
Так что они очень уютно молчали и наслаждались едой и морским закатом, до тех пор, пока Гроул не кашлянул.
– Я хочу вам кое-что подарить, – начал он хрипло, полез в карман и достал оттуда коробочку из ювелирного. – Вот, – сказал он, с неловкостью открывая коробочку. Лунный камень засиял в свете заката. – Это для Морны и для тебя. И для нас с Ринором есть. На память о сегодняшнем дне. – Он раскрыл один из кулонов, в котором была маленькая фотография их четверых.
Вилли переменилась в лице. Оборотень замер.
– Гроул, зачем? – спросила она с горечью. – Нам с Морной от тебя ничего не нужно.
– Я думаю, нам следует поговорить, – прямо сказал он. – Обговорить то, что случилось тогда. Может, Великий Вожак не зря снова свел нас, Вилли? Я многое понял за эти два месяца и…
– Гейб, ты все сказал десять лет назад, – перебила его Вилда, не желая слушать дальше, потому что глупое сердце требовало выслушать и простить. – Предавший однажды предаст и дважды, поэтому не нужно этих иллюзий. И подарков. Ты Морне не отец, и мы не семья. Мы просто работаем вместе. Еще пара месяцев, пока разберутся с безопасностью Ринора, и мы разъедемся. Через год она о тебе и не вспомнит.
– Ты этого хочешь? – сипло спросил он.
– Только этого, – твердо ответила Вилли.
– Хорошо, я тебя услышал. – Он суетливо начал убирать кулон в коробочку, выронил его, выругался, запихал кое-как и сунул все обратно в карман. – Больше никаких иллюзий, Вилли, раз ты даже дружеский подарок воспринимаешь как неискренний и сделанный, чтобы понравиться тебе.
– А разве это не так? – прямо спросила Вилда. – Разве этот подарок – только дружеский?
– Ты спрашиваешь, хотел бы я, чтобы ты относилась ко мне иначе? – уточнил Гроул. – Чтобы мы попробовали снова и забыли старое? Да, конечно. Ты сама это видишь. Но я хотел для начала, чтобы ты хотя бы попробовала не ненавидеть меня. Меня поменяла вся эта ситуация. Я заблуждался, хотя и ты была неправа.
– Это в чем же? – поинтересовалась она сквозь зубы.
– То, что я не хотел детей, не означало, что я тебя не любил, Вилли, – сказал он прямо. – Это никак не связано.
Есть и… другие причины. Ты могла бы не быть столь категоричной, не сбегать сразу…
– Да мне все равно уже, – сказала она спокойно.
– Тогда… – Он оглянулся на детей. – Тогда я не буду навязываться.
– Уж будь добр, – ответила она холодно.
– Не беспокойся, – заверил он не менее ледяным тоном.
Домой они возвращались в отстраненном молчании, и даже Мак, окинув их внимательным взглядом, не стал шутить, а молча сел на переднее сиденье.
К обеду следующего дня Вилда заснула за дневным кормлением Ринора и не смогла подняться, когда Гроул пришел забрать его. Морна скулила рядом. Голова Вилды была тяжелой и горячей, душил кашель, из глаз катились слезы. Увидев Гейба, она попыталась привстать.
– Надо же было просидеть два месяца дома и в единственный выход заболеть, – прошептала она, смаргивая слезы. – Видимо, у вчерашнего русала была не аллергия.
– Надо было ему еще пару раз наподдать, – угрюмо буркнул Гейб, перехватил Ринора и мягко надавил Вилде на плечо, заставляя лечь. Он ни словом, ни знаком не намекнул об их вчерашнем разговоре. Разве что букета на столе больше не было. – Отдыхай, я вызову лекаря. Морне лучше побыть со мной.
– Да, – согласилась она, бессильно роняя голову на кровать. – Спасибо, Гроул.
Лекарь пришел, определил у Вилды грипп, который не щадит ни гномов, ни русалов, ни орков, ни, как выяснилось, оборотней, и прописал пилюли от температуры, постельный режим и обильное питье.
Два дня Гроул носил ей бульоны и морсы, занимался детьми. У Вилды кое-как получалось кормить Ринора – она очень боялась, что перегорит молоко от высокой температуры. Мак, чтобы не заразиться, в дом не заходил, охранял снаружи, ходил за покупками и общался с начальством, отчитываясь о состоянии больных и получая последние новости о бандитских разборках. Что-то в них было тревожащее, но Гейб выслушал и не постарался вникнуть в свои ощущения, как сделал бы обычно, потому что на третий день разболелись дети, и для Гейба наступили тяжелые времена.
Теперь оба малыша лежали по бокам от Вилли, которая все еще мучилась от высокой температуры, насморка, кашля и ломоты. К детям вызванный лекарь строго наказал вызвать мага, если лечение не поможет в течение двух суток. А пока Гроул носился по дому, то варя бульоны, то убирая в комнатах Вилды и своей, то размешивая микстуры и кипятя молоко и морсы.
И каждый раз, когда он заглядывал к ним с подносом, когда успокаивал Ринора и Морну, а то и обоих разом, потому что Вилли не могла встать, когда отсасывал им сопли, делал медово-горчичные компрессы на спинки и поил микстурами от кашля, – Вилда испытывала давно забытое чувство защищенности и благодарности. То чувство, когда ты не одна за все в ответе, и, если тебе плохо, не нужно из последних сил вставать, варить ребенку обед и ухаживать за ним, потому что больше никого у вас нет.
Гроул иногда засыпал тут же, перетащив на пол
