Соловей и кукушка - Анастасия Разумовская
— Дорогая моя, — пышногрудая донья Фаустина от волнения принялась обмахиваться веером, — ну нельзя же так в лоб. Вы не так хорошо знакомы с доньей Ирэной…
— Именно так и только так можно и нужно, — отрезала принцесса, не сводя с меня гневных глаз.
Ну и что ей сказать? Но и уклониться — всё равно, что струсить.
— Я считаю, — медленно ответила я, так же прямо и дерзко глядя ей в лицо, чуть зардевшееся от эмоций, — что наука и искусство это две руки человечества. Без стихов, музыки и живописи жизнь станет пресной, превратится в серые будни. Но без техники и науки жизнь будет похожа на долгий и беспробудный сон пьяного титана…
Алессандра задумалась.
— Может быть, — пробормотала хмуро, — я не совсем понимаю, что вы имеете ввиду… Но спасибо за честность. От этих её не дождёшься. Вот вам моя рука.
И она подошла к месту напротив моего стула и протянула руку мужским жестом. Мне ничего не оставалось делать, как только пожать её. Это было смешно и дико, но в то же время трогательно.
— Я рад, дети, что вы подружились, — произнес король. — Алессандра, ты же знаешь, что Ирэна — твоя будущая невестка? Через несколько дней состоится их бракосочетание с Криштианом…
Алессандра дико уставилась на меня.
— З-зачем? — прошептала она растеряно.
Неужто там всё настолько плохо?
— Так что, — продолжал Его величество, — вам придется много общаться друг с другом. Донья Ирэна выросла в уединении и вряд ли развращена всеми этими новомодными веяниями. В провинции воспитание более патриархально и традиционно. К тому же я помню дона Эстэбана. Его называли тридцать первым грандом за исключительное благородство и безупречный образ жизни. Уверен, его дочь — достойная наследница своего отца.
Я бы на его месте так прям уж крепко на это не надеялась. Мне пришлось потупить взгляд и скрыть усмешку, чувствуя, как все собравшиеся именитые родственники, скорее всего дяди, тёти, двоюродные братья и так далее короля, уставились на меня с предельным вниманием. И как-то сразу вспомнилось, что мои пальцы в перчатках снова выпачканы красками, а в моём мезонине умирает полуобнажённый Томашек.
Мы точно подружимся с Алессандрой. И, может быть, я уговорю принцессу разрешить мне написать её портрет. В этом душном высокородном обществе она — глоток свежего воздуха…
— В сером мареве моря, в сером мареве моря, — бормотал дон Лаудалино, дёргая пышный ус и отчаянно пытаясь вспомнить сбежавшую строчку, — наргулиец в муаре поднял парус как крик…
—… он отплыл на закате, утонул будто в пламя, — внезапно раздался бархатистый голос у парадных дверей, — и наполнился горем, словно ночью, обрыв.
— Криштиан, — пролепетала донья Фаустина.
Я обернулась и замерла. Мне казалось, я была уже ко всему на свете готова, но… не к этому же⁈ Вот так фуэте…
Верните мне моего милого пухлячка!
Глава 6
Повезло так повезло
Я как-то совсем забыла простую истину: не все пухлые мальчики становятся толстячками. Вот и мой ненаглядный Криштиан, по-видимому, перерос этот нежный возраст, вытянулся, раздался плечами вширь и, если судить по чисто внешним факторам — атлетическая фигура, благородные, чуть горбоносые черты лица, фарфорово-ровный цвет кожи, больше смахивающий на слой отличной пудры, блестящие локоны каштановых волос — то мне как бы повезло.
Проблемы всегда упираются в нюансы.
Вот смотрите: у вас есть корабль. Чудно. Он доверху нагружен драгоценными товарами — превосходно. Вы — посреди бескрайнего моря — ах, как романтично. Всё прекрасно, да? Один нюанс: в днище пробоина, и ваш корабль медленно опускается ко дну…
Или вот, например, у вас прекрасная невеста. Превосходно! Она из богатого, знатного рода — чудно. Она от вас без ума — ах, как романтично. Нюанс: она лежит в гробу.
Вот тоже самое было и с Криштианом: высокий, синеглазый красавчик. В лосинах. В тунике, сверкающей драгоценными блёстками. В кружевном пеньюаре, волочащемся за ним лёгким маревом шлейфа. В драгоценных ожерельях, переливающихся на его широкой груди. В короне из белоснежных страусиных перьев, скрепленных бриллиантовой пряжкой. В бархатных белых балетках. Руки в тончайших перчатках позвякивают браслетами.
Красота!
Мечта, а не мужчина. И ещё забыла упомянуть о совершенно немыслимом кружевном жабо. Я была практически полностью уверена, что мой сказочный принц сейчас непременно станцует какое-нибудь балетное па.
— А вот и наш Криштиан, — кисло заметил Его величество.
Марселия ожесточенно замахала веером, обдав меня порывом морского ветра.
— Приветствую вас, благороднейшие господа, — мужчина моей мечты склонился в изящном старинном поклоне, прижав руку к груди. — И прекраснейшие, как сизоокие горлицы, дамы. Я сегодня утром вдруг осознал, почему зимой белые цапли улетают на юг.
М-да, мне как-то сразу стало понятно, почему принца женят на дочери инженера…
— Вы не поверите, но всё очень просто, — принц изящной танцующей походкой направился к замершим гостям. — Белые цапли — птицы, возвышенные в своей индивидуалистичности, с нежной и благородной душой, которая не переносит конкуренции и обыденности этой банальной жизни…
— Криштиан, — сделал попытку его прервать король, но принц не обратил на отца ни малейшего внимания.
—… поэтому, когда с неба падает легковесный белый пух, цапли, не в силах перенести подобного жалкого подражания своим прекрасным перьям, отбывают туда, где местные дикие варвары не видели ничего, похожего на их божественное оперение.
Он отломил гроздь винограда и изящно закинул ягодку в рот.
Я покосилась на Ролдао. Тот продолжал оставаться невозмутимым, но мне показалось, что уголки его губ презрительно дёрнулись вниз.
— Криштиан, — сурово начал король Алехандро, — позволь представить тебе твою невесту…
Принц поднял тёмные брови.
— Ах боже, отец, это так банально! Невеста! Супружество это, по сути, так пошло и плоско! Вечно недовольная жена, голозадые детишки, с утра до ночи только и пищащие: «Папа! Папа! Глянь, какой кораблик мы сделали!» — Криштиан со страдальческим видом приложил пальцы к вискам. — А творческой личности нужен покой, понимаете, папенька?
И вот это «папенька» меня доконало.
Честно, я умею вести себя в обществе. Уж что-что, а воспитание я получила весьма суровое. Но — «папенька»! Я согнулась пополам и расхохоталась в голос. Попыталась закашляться, чтобы скрыть неприличные звуки смеха, но он всё равно прорвался звонким ржаньем. Слёзы брызнули из глаз. Я замахала растопыренными пальцами, а затем — «папенька!» — и я снова всхлипнула, вскочила и выбежала из комнаты.
Хватит! Нет, ну, честное слово, даже с моим прогрессивным взглядом, разрешающим людям мыслить, как им хочется и быть теми, кем им хочется, это уже слишком.
Я промчала мимо лакея в буклях, шокировано глянувшего на меня, и выбежала в сад, всё ещё хохоча, как сумасшедшая. Повернула по тропинке к морю и врезалась в чью-то крепкую грудь. В клетчатом лёгком полупальто.
— О, как говорится, на маньяка и труп бежит, — сыронизировал знакомый голос.
Меня аккуратно придержали, а затем брезгливо отодвинули.
— Сеньор… Не знаю вашего имени, — сердито отозвалась я, чувствуя, как после смеха бурно вздымается грудь.
Интересно, как там ему сверху смотрится? Впрочем, декольте было достаточно скромным…
— Дон Диаманто де Лианор, — он чуть коснулся котелка на светлых волосах. Я, конечно, о шляпе сейчас. — Запоминать не обязательно, можете обращаться просто: «сеньор капитан».
Ох уж эта снисходительность в мужском голосе! Конечно, даме же так трудно запомнить два имени подряд!
Я задрала голову, взглядом выражая глубину высокомерного гнева, и столкнулась с насмешливыми ярко-голубыми глазами, окружёнными длинными тёмными ресницами. Мне б такие! Да ещё и густые, как крылья бабочки-траурницы.
Тогда, над трупом, я и не заметила, как же хорош сеньор капитан! Молодой, ему вряд ли больше тридцати, но уже с откровенным скепсисом и той холёной иронией во взгляде, которая так бесит в мужчинах! Где-то в глубине моего сердца Томашек горестно заломил руки и бесследно сгинул. Могут ли быть глаза прекраснее голубых? Особенно, когда они вот так отражают ясное осеннее небо…
— Нет-нет, — прошептала я, завороженно глядя ему в лицо, — дон Лиаманто де Дианор, я вас запомнила. У вас ещё очень очаровательная собачка. И тросточка.
