Месть за моего врага - Алексин Фарол Фоллмут
— Чёрт, — тихо пробормотал Лев, и прежде чем Саша успела ответить, он притянул её к себе, обняв одной рукой за талию, а свободной рукой взял ее за подбородок, заставив повернуть лицо. Он наклонился ближе, остановившись на расстоянии несколько вдохов от её губ, а его нос осторожно соприкасался с её. Она почувствовала его судорожный вдох, словно ветерок, касающийся её щеки, и уловила ритм его пульса на шее.
Намек был ясен: он подошёл так близко, как только мог. Близко настолько, чтобы чувствовать её, ощущать её присутствие в воздухе между ними, но не ближе; остальное оставалось за ней. Она на мгновение замерла, на грани между тем, что уже произошло, и тем, что могло бы случиться. Несколько секунд она просто наслаждалась этим — теплом его дыхания на своих губах, с удивлением отмечая, что могла бы довольствоваться этим сладким ожиданием. Но затем ощутила уверенность так ясно, как пульс его сердца под своей рукой: она больше не сможет выдержать это расстояние.
Она нерешительно коснулась губами уголка его рта, а затем приподнялась на цыпочки, столкнувшись с ним лицом к лицу. Он удержал ее на мгновение, прежде чем неловко отступить. Притянув ее ближе, он уперся спиной в стену здания позади и остался доволен тем, что кирпичи сделали свою работу — не позволили им двоим упасть. Это было похоже на драму величайших масштабов, его поцелуй казался увертюрой всех величайших опер, вершиной каждого пейзажа, натиском приливов, судеб и фурий, — и она растаяла в его объятиях, согреваемая не только заклинанием на кончиках пальцев.
Почти сразу (её пальцы запутались в его волосах, его руки обвили её талию, а затем вверх-вверх-вверх к линии ее шеи, под пальто, и о-о-о) — это было слишком, слишком, слишком. Саша не была совсем неопытной; она знала достаточно (и, конечно, её старшие сёстры предупреждали её об этом не раз), чтобы понимать: если поцелуй ощущается как нечто подобное — как опьянение, как безумие, что-то непристойное и в то же время чистое, почти божественное — его лучше прекратить, и как можно скорее, иначе он воспламенит все ее мысли.
— Мне нужно идти, — прошептала она и почувствовала, как Лев протестующе зарычал. На мгновение его пальцы сжались, но затем он отпустил ее, позволяя отойти. Вздохнув, он все еще протягивал к ней одну руку, а другую поднес ко рту, желая выдать аргументы, которые, как он ясно понимал, она не хотела слышать.
— Ты уверена, что сможешь самостоятельно добраться домой? — спросил он через мгновение с такой серьезностью, что ей захотелось рассмеяться. Он казался очень серьезным, когда хотел, даже когда его подергивало от желания быть ближе к ней; что на самом деле казалось уместным, учитывая, что она тоже страдала от желания быть ближе к нему.
— Да, я смогу, честно. Но я могу, гм. Я могу дать тебе свой номер? — предложила она и сразу же поморщилась, смущенная энтузиазмом в собственном голосе. — Если ты хочешь, я имею в виду. Ну, или нет…
— Да, пожалуйста, — невероятно серьезно произнес Лев. Он полез в карман, вытащил телефон и положил его ей в руку, не отрывая взгляда от её лица, пока она неловко вводила своё имя и номер.
— Может, ещё увидимся, — сказала она, блокируя экран и возвращая телефон, после чего слегка отступила, не желая снова упасть к нему в объятия. — Или, я не знаю, может быть…
— Саша, — он притянул ее к себе и поцеловал еще раз, обеими руками обхватив ее лицо и слепо проводя линии по его контурам: нос, щеки, губы, так тщательно, как будто собирался позже ее нарисовать и ему нужно было запомнить расположение того, что он видел. — До встречи, — выдохнул он, заставив себя сделать шаг назад.
Она почувствовала, что всё, что она скажет в ответ, будет глупой и бессвязной ерундой. Поэтому просто спрятала улыбку в ладонь, чтобы позже наслаждаться ею наедине, и исчезла за углом, убеждая себя не оборачиваться.
I. 9
(Бриллианты)
— Мам, ты уверена? — выдохнула Марья, неуверенно расхаживая по спальне матери. — Я имею в виду, ты точно уверена? Просто я действительно не знаю, готова ли она. Это расширение не просто опасно, оно незаконно — если ведьмы из Боро узнают, кто стоит за этим, или, что еще хуже, если Кощей пошлет кого-то вмешаться…
Она прижала руку ко лбу, страдая либо от обезвоживания, либо от нарастающего стресса.
— Не говоря уже о том, что Бридж настолько жаден до сделок, что готов заключить их хоть с самим дьяволом, — пробормотала Марья, — при условии, что ему достаточно хорошо заплатят.
— Я думала, ты одобрила план, Маша, — сказала Яга, приподняв бровь. — Ты же заверила меня, что твой информатор надёжен, не так ли?
— Да, конечно. Я уверена в его талантах и хитрости, можешь не сомневаться. Именно поэтому мы и выбрали его. Но всё же…
— Ты считаешь, что Саша не справится? — прямо спросила Яга. — Верно?
Тишина.
— Или, — продолжила Яга, — дело в том, что ты просто не хочешь, чтобы она этим занималась?
Марья отвела взгляд.
— Просто пути назад не будет, мама. Ты это знаешь.
— Знаю. Но я никогда не возвращалась, не так ли? И ты тоже. — Яга крепко обхватила лицо Марьи, удерживая его на месте. В очередной раз Марья удивилась тому, как нелепо звучит «Баба Яга» в отношении её матери — такое совершенно несочетаемое прозвище, остроумный намек на ведьму, которая должна быть старой и уродливой, а не утончённой и изящной. Никто и никогда бы не заподозрил, что такая прекрасная и шокирующе молодая женщина выбрала столь нелестное прозвище.
— Ты знаешь, что она подойдёт для этого задания, Маша, — сказала Яга. — В конце концов, она студентка, и это сейчас на руку нам. К тому же, она старше, чем была ты, когда мы начинали это дело. Рано или поздно ей придётся выбрать свою сторону, как сделала ты. Как каждая из моих дочерей.
Яга замолчала, а затем добавила с любопытством:
— Никогда раньше я не видела, чтобы ты колебалась, Маша.
— Мама, это же Саша, наша Сашенька, — c мольбой возразила Марья. — Мы обе защищали её так долго, мы были так осторожны. Сейчас совсем неподходящее время. Что, если с ней что-то случится? Посмотри на эти неприятности с Кощеем, с нашими дилерами…
Но Яга молчала, а лицо её оставалось непроницаемым. Марья вздохнула, оставляя свои тревоги позади и обретая привычную жесткость. Обычно ей становилось легче от того, что в такие моменты можно было рассчитывать на мать
