Аромагия. Книга 2 - Анна Орлова
От Ингольва пахло имбирным элем и злостью. И он, разумеется, с ходу принялся предъявлять претензии:
– Мирра, ты совсем распустилась и забыла, кто ты и что тебе позволено, а что нет!
– Что ты, дорогой, как я могла? – возразила я мягко, прикидывая про себя, что ему наговорили на этот раз. Надо думать, милая Ингрид не упустила возможности втоптать в грязь ненавистную соперницу.
Впрочем, теперь это меня не слишком волновало. Хотя злить Ингольва не стоило, лучше попытаться договориться по-хорошему.
– Поговорим об этом позже, – резко ответил он и вновь уткнулся в свою тарелку, только отрывистыми репликами поддерживая беседу о перспективах «Ваттнайских медведей» в грядущем чемпионате по катанию на санках…
Обед длился и длился, и казалось, не будет ему конца. Мужчины, работая челюстями, перебрасывались соображениями о спорте, погоде, политике и технических новинках. Забавно, как любит сильная половина человечества рассуждать о глобальных проблемах – с такой уверенностью и апломбом, будто решение их зависит лично от каждого оратора!
Я же сидела как на иголках, пытаясь заставить себя съесть хоть что-нибудь. Сольвейг приготовила обед в излюбленной своей манере: много жирного мяса, щедро приправленного жгучим перцем и острыми соусами. Как аромаг я понимала, что именно такая пища согревает и дает телу силы бороться с холодом, но за все проведенные здесь годы я так и не сумела к ней привыкнуть.
Проглотив несколько кусочков (нельзя ведь питаться одним кофе!), я с легкой гримасой отложила столовые приборы. Желудок принял подношение с недовольным ворчанием: сосущая боль в животе сменилась тяжестью и неприятным чувством.
Петтер поглядывал на меня обеспокоенно. Желая избежать лишних вопросов, я взяла с блюда сдобную булочку с изюмом, хотя даже запах ее вызывал тошноту.
– Мирра, – отвлек меня от борьбы с непокорным желудком голос благоверного. – Пойдем!
– Конечно, дорогой, – согласилась я, вставая. Такой поворот меня устраивал как нельзя больше, хотя, признаюсь, было страшно. Перемены всегда пугают, и людям свойственно цепляться за настоящее.
Я с облегчением отложила надкусанную булочку и, повинуясь властному жесту Ингольва, двинулась за ним в гостиную.
Муж заговорил, едва за нашими спинами закрылась дверь.
– Мирра, сколько раз я тебе говорил!.. – Под конец фразы он уже сорвался на крик.
Боги, как же я устала! Не знаю, что лучше: когда глупенькие девочки при первых трудностях бегут прочь, отчего-то считая, что любовь должна быть непрерывным праздником. Или когда двое неразрывно связаны друг с другом на всю жизнь и надо терпеть, понимать и принимать – хочешь того или не хочешь…
Я прижала ладонь к бунтующему животу и предложила устало:
– Ингольв, давай присядем и поговорим спокойно.
– Спокойно? – рявкнул он, вышагивая по ковру, как на плацу. – Спокойно?! Мирра, я молчал о твоей дружбе с хель, но это уже переходит все границы!
Я вздохнула про себя. Ингольв никогда не питал симпатии к хель, а после того, как они одобрили мое непослушание законному супругу, его неприязнь усугубилась многократно. Зная об этом, я старалась встречаться с Альг-иссой подальше от родных пенатов, что, впрочем, не прибавляло Ингольву расположения к ней и ее сородичам.
– Вижу, милая Ингрид тебе уже наябедничала, – ответила я, усаживаясь.
Лицо Ингольва побагровело, даже лысина налилась дурной кровью, а запах хрена и дегтя – ярости – буквально резал нос.
– Она не наябедничала, а открыла мне глаза! – Ингольв внезапно остановился в шаге от меня, сидящей в кресле, и это вдруг до боли напомнило мне утреннюю сцену с Исмиром. Признаюсь, в этот раз у мужа имелись все основания быть мною недовольным. Впрочем, у меня претензий к нему все равно было больше. – Ты гуляешь наедине с драконом, как будто специально показываешь всем, что он – твой любовник!
– Он мне не любовник, – возразила я пока еще спокойно. Строго говоря, в этом не было ни слова лжи. – Не стоит повторять глупые сплетни.
– Мне наплевать! – взорвался Ингольв. – Главное, что ты выставляешь меня рогоносцем перед всем городом! Я требую…
Его голубые глаза яростно сверкали, а к аромату хрена прибавились запахи гвоздики и имбиря. Кажется, муженек испытывал от этой сцены даже некоторое удовольствие, и это вдруг меня взбесило. Благие намерения поговорить спокойно и разумно выветрились из моей бедной головы.
У меня больше не было сил так жить. Боги, милосердные мои боги, пусть будет что угодно, только не это бесконечное притворство! Последние два года я старалась не думать о будущем, не загадывать, не надеяться. Только жить, дышать ароматами, воспитывать сына… Разве я так много просила? И что я получила в итоге? Жизнь, похожую на прогорклое масло: вылить жаль, а использовать нельзя.
– Значит, тебе не нравится, что весь город считает тебя рогоносцем, – проговорила я тихо, и Ингольв, замолчав на полуслове, уставился на меня. – Поздравляю, теперь ты знаешь, что чувствовала я, когда ты кочевал из постели в постель.
– Это другое, – коротко возразил он, кажется, даже несколько смутившись. Ингольв, как и большинство мужчин, был твердо уверен, что сам он вправе делать что угодно, однако женщинам это непозволительно.
– Другое?! – Я нервно рассмеялась. Все, что так долго копилось, теперь рвалось из меня неудержимой лавиной. – Я могла стерпеть, пока ты сохранял хоть какое-то подобие приличий и не выставлял напоказ свои… увлечения. Но этого тебе показалось мало. Роман с милой Ингрид ты не только не удосужился скрывать, а, наоборот, демонстрировал! Да что там, ты позволил ей прилюдно меня поучать, ты дрался из-за нее на дуэли!
Ингольв смотрел на меня в оцепенении, надо думать, совершенно ошеломленный этой неожиданной вспышкой.
Меня мало трогали его случайные измены, но любовь к другой женщине – это совсем иное. Унизительно и противно, словно спать на чужих грязных простынях.
– Ты сама виновата, – начал он, оклемавшись.
Но я продолжила, будто не слыша. Что нового он мог сказать? За столько лет его претензии немудрено выучить наизусть!
– И после всего этого ты смеешь меня попрекать?! Наверное, я бы простила и это. Но попытки избавиться от Валериана – не прощу! Неужели твоя Ингрид стоит того, чтобы оставить его умирать?! Я все знаю об эпидемии в Хэймаэль, не трудись отрицать.
Пожалуй, мне еще никогда не доводилось видеть Ингольва настолько ошеломленным. В его породистое лицо будто плеснули молоком, так резко оно побелело.
– Ты думаешь, что я?! – с заметным трудом выдохнул он, словно борясь со спазмом в горле.
Резкое «да» словно замерзло на моих губах. Потрясение Ингольва было слишком искренним, чтобы заподозрить притворство. Оно било в нос, как нашатырь.
– А что еще я должна думать? – спросила я устало
