Между тьмой и пламенем. Часть 2 (СИ) - Элевская Лина

Стола или алтаря нет, придется обойтись кроватью. Осторожно передвинуть ее сперва в центр, затем к окну, намеренно размазывая линии черного рисунка на полу – этот угол искажения и должен сделать ритуал подходящим для работы с живым человеком.

С этого момента и дальше придется обходиться лунным светом и одной красной свечой.

Кэллиэн легко щелкнул пальцами – и толстая, с руку, свеча из натурального воска недовольно застрекотала, когда ее принялось пожирать пламя.

Теперь поза. Руки жертвы…

Да. Если думать о князе как о жертве, становится легче абстрагироваться от сюрреалистической жути происходящего.

Итак, руки жертвы скрестить на груди. В них вложить то, что способно не убить ее, но привязать к жизни.

Кэллиэн точно знал, в каком из потайных отсеков стола суровый верховный князь Нариме хранит миниатюрный портрет своей старшей дочери, написанный, когда ей было всего двенадцать.

Глубоко вдохнуть пары настойки черноцвета. Очистить сознание. Выдохнуть.

Не дыша, начать рисовать символы на лице жертвы. Не сомневаясь, не боясь. Быстрыми движениями, чтобы токсичная краска ложилась ровно, но при этом не текла.

Жизнь и смерть поменять местами. Связать их тройной неразрывной вязью, чтобы ни одна не могла взять верх, пока не будет окончен ритуал, пока он не нарисует собственной кровью замыкающий знак на пустом поле, оставленном между густых бровей князя.

Кэллиэн сейчас чувствовал себя даже не магом, а художником, который пишет новую картину быстрыми мазками, повинуясь лишь вдохновению и шестому чувству, без эскизов и выверения пропорций.

Встать не в изножье, а в изголовье – не как черный маг, но как жрец Смерти. В левой руке кинжал, в правой – зеркало. Вроде жрец, когда-то проводивший его собственное посвящение, стоял так...

Непривычная и на редкость неприятная роль!

А вот теперь…

Одно плохо: просить Кэллиэн не умел и в лучшие времена.

Преодолевая внутреннее сопротивление, вызванное больше гордыней, свойственной черной крови, нежели его собственными убеждениями на этот счет, он размеренно произнес:

– Хозяйка Зеркала, Всевидящая Шаэли, госпожа Смерти, отзовись!

Больше похоже на приказ, чем на просьбу.

Он крепче сжал зеркальце – свое, артефактное. Пусть служит напоминанием о том, что все это Кэллиэн делает не для себя. Точнее, не только для себя.

– Сколько лет, сколько зим, сколько песков вечности утекло… И чего теперь желает мой возлюбленный жрец? – явно забавляясь, промурлыкала из зеркала та, кого нельзя было не узнать.

Кэллиэн даже толком удивиться не успел, как пришел гнев. Опять издевается с этим своим обращением...

Шаэли в своем репертуаре.

Впрочем, главное, что откликнулась.

И Кэллиэн, надев на свою гордость поводок, намордник и кляп, произнес сквозь зубы:

– Чтобы ты не забирала эту жизнь. Отпусти его.

– С чего вдруг? – мило удивилась Шаэли.

Кэллиэн тихо застонал. Эта… богиня… способна превратить любой ритуал в фарс!

– Этот человек должен жить. Он нужен здесь, его время не пришло.

– Не тебе рассуждать о времени. – Мягкий укор. – Не говоря уже о том, что на грани оказался он, а ко мне взываешь ты… да еще с просьбой, которая противоречит его собственному желанию. И чью надлежит исполнить?

Соображал маг быстро.

– Я надеялся, «возлюбленного жреца», – с иронией процитировал Кэллиэн. – На князя оказали воздействие, заставив пожелать смерти. Он не звал тебя по доброй воле.

– У меня нет причин тебе не верить... Меня зовут часто, но крайне редко – всерьез. – Тон скучающий, и маг готов был поклясться, что она небрежно повела плечом в этот миг. – Но, прости уж, что напоминаю, в нашу прошлую встречу ты обещал больше не обращаться к моей магии.

Ощущение, что над ним тонко издеваются, окрепло.

– И я очень искренне надеялся к ней не обращаться, – проскрежетал Кэллиэн. – Если помнишь, многим поступился. Но пришлось. Больше князю ничто не в силах помочь.

– И не жаль тебе прерывать ритуал? – с нарочитым сочувствием спросила Безглазая. – Сколько ты уже ждешь? Больше шести лет?

Молчание.

– Это мое решение и мое дело – что прошлое, что нынешнее. Я не клялся всю свою жизнь положить на твой алтарь.

– А жаль, – вздохнула богиня. – Это было бы… занятно. Впрочем, ты отчасти прав, мне хватило твоей предыдущей выходки. Я уж думала тогда, ты не выкарабкаешься...

– Ты ответила, чтобы поболтать или помочь?! – не выдержал Кэллиэн. – Я не приносил жертву перед воззванием… Назови плату сама.

– С тебя? Плата? – Наигранное удивление. – Мальчик, если мне не изменяет память, я никогда ничего у тебя не просила и не требовала, кроме одного – останься в живых. Моя цена остается прежней. Мне все еще угодно твое служение.

– Я давно не служу тебе! – забывшись, рявкнул Кэллиэн.

– М… значит, признаешь, что когда-то служил?.. Мальчик, ты сегодня чрезвычайно меня радуешь! – В голосе отчетливая насмешка. Кэллиэну показалось, что зубы он уже стер минимум на миллиметр, а клык – на все три. – Однако позволю себе с тобой не согласиться. Служить можно по-разному, – загадочно сообщило зеркальце. – Что до этой жертвы… Сперва ответь мне на один вопрос: кто он для тебя, мальчик? Почему ты решил, что волен просить за него? Почему пытаешься спасти?

А то она сама не знает! Богиня или кто, в конце-то концов?

Потому что поклялся, разумеется, и привык относиться к своим клятвам серьезно.

Князь – это князь, и этим все сказано.

Но вряд ли Шаэли удовлетворится таким ответом. Да и он сам...

Маг несколько растерял злость, против воли задумавшись.

Кто он для него?

Они не друзья и даже не приятели, это Кэллиэн замечательно понимал. Но связавшие их узы реальны и не ослабели с годами…

Потому что завязаны на жизни, смерти и крови?

– Когда-то нас связала грань, – наконец произнес Кэллиэн. – Затем кровная клятва. Я обязан сделать все, что в моих силах, для его защиты, потому что он – тот, кто многое сделал для меня. Князь не первый, кому мне довелось помочь и служить, но он первым подарил мне свое доверие, дал мне возможность жить, а не выживать. Я должен спасти его, а затем отыскать виновника.

– И это все? – холодно осведомилась богиня.

Раздался тихий-тихий рык.

– Я... привязался к нему, – наконец неохотно признал Кэллиэн. Эта исповедь была откровенно унизительной, и ему пришлось вновь напомнить себе, что до разговора с ним снизошла сама богиня, и будь он хоть трижды черной кровью, без нее сейчас окажется беспомощен. – Его есть за что уважать.

– И?..

– И еще ради его старшей дочери! – раздраженно добавил Кэллиэн. – Я обещал ей защищать его и буду делать это даже пред твоим ликом! Я хочу, чтобы она вернулась домой, а не на пепелище былых надежд. Я хочу помочь!

И маг умолк, тяжело дыша.

Простое признание, которое подчас сложно дается.

Он привык выполнять приказы, поручения, клятвы, прятаться за чувством долга. Но разве сейчас они – основа? Он хочет помочь князю, Инерис, всему этому княжеству, в котором успел обжиться... И только потом уже – должен.

– Хорошо, – и даже в голосе слышится одобрение. – Умей отвечать себе на сложные вопросы, это полезное свойство. Раз этот человек и его близкие тебе дороги, я нынче не заберу его, даже если он будет барабанить в мое зеркало изнутри. Более того… По случаю возвращения блудного жреца сделаю тебе небольшой подарочек, – тон стал заговорщическим. – Если продолжишь выступать сейчас как мой жрец, твой личный ритуал не прервется… Правда, сил истратишь изрядно – тебя все-таки не готовили на эту роль.

И зеркало подмигнуло бледно-зеленым.

– Удачи, мой жрец.

Кэллиэн едва не швырнул зеркало в стену.

Как обычно, высмеяла и ушла. И сбила с толку напрочь.

Он думал, она сделает все, чтобы заставить его вернуться к черной магии. А взбалмошная богиня решила помочь ему уйти от нее!

Искушение побиться головой о стену удалось подавить не сразу.