Все потерянные дочери - Паула Гальего
Он сжимает челюсти, и я вижу что-то плотное, сверкающее в его глазах. — Я была права, да? Ты еще не показывал свое истинное «я», даже наедине с собой.
— Я носил это тело десять лет, — отвечает он, слегка угрюмо. — Я научился двигаться в нем, драться… Я занимался любовью. — Многозначительная пауза, и он сглатывает. — Это мое тело.
— Нет, не твое. Это тело Александра, сына влиятельного дворянина при дворе Львов, политическая фигура, которая однажды могла бы пригодиться. Это не тело Лоренцо.
Несколько мгновений мы молчим, глядя друг на друга, не уступая. Я думаю, он возразит, думаю, скажет что-то еще, будет спорить или умолять сменить тему; но он не делает ничего из этого.
Он разворачивается, выбегает из комнаты, и я гашу огни.
***
Я сплю вполглаза, и всё равно мне трудно провалиться в сон. Должен быть какой-то способ защитить себя во время сна, но я пока не знаю, как контролировать свою магию, когда сплю, и меня беспокоит, что я могу не проснуться, если кто-то проберется в мою комнату.
Однако когда я просыпаюсь, единственное изменение в комнате этим утром — записка, которую кто-то просунул под дверь. Королева Моргана ждет меня в одном из чайных салонов.
Придя туда, я обнаруживаю, что двери, ведущие на просторную террасу, распахнуты. Она ждет снаружи, окруженная бдительной стражей и слугами, которые всё еще накрывают богатый стол: свежий хлеб, яйца пашот, фруктовые соки и сладкие лакомства.
— Одетт, — приветствует она меня, — присядь со мной, пожалуйста.
Стол широкий, слишком широкий для террасы, он занимает почти все пространство. Вокруг стоят горшки и кадки с колючими растениями, которые весной должны расцвести прекрасными формами; сейчас же это лишь извилистые ветви в ожидании хорошей погоды.
На лжекоролеве золотая накидка, богато украшенная ромбовидными узорами, накладывающимися друг на друга, с белой меховой оторочкой на воротнике и рукавах. Её черные волосы собраны так же, как вчера, но на этот раз заплетены в косу и плотно прижаты к затылку. Зимний холод подрумянил её щеки, а глаза так похожи на глаза Эриса, что я не могу сдержать дрожь.
— Ты хорошо спала? — Дворцовые кровати так же удобны, как я и помнила.
Она бросает на меня долгий взгляд, пока слуги продолжают расставлять яства между нами.
— Я не знала, что это ты, — говорит она затем. — Когда ты впервые оказалась при дворе Сирии… я не знала, что ты дочь Адары.
Я спрашиваю себя, какие карты могу разыграть, стоит ли быть украденной девочкой, обиженным ребенком. — Это бы что-то изменило?
Улыбка не касается её глаз. — Возможно. — Она делает паузу. — Мне хотелось бы сказать тебе «да», дорогая, сказать, что я рассказала бы тебе правду, приняла бы с распростертыми объятиями… но я бы солгала. Нет ничего важнее для меня, чем победа в этой войне.
— Я могу это понять и уважать, — добавляю я осторожно и устремляю взгляд на сады, раскинувшиеся перед нами.
Некоторые из Воронов тренируются внизу. У них, должно быть, нет отведенного места, как у стражи или солдат. Некоторые спаррингуют парами под внимательными взглядами дворян, завтракающих в садах, другие бегают по дорожкам… но я не вижу никого из наших бывших инструкторов.
Лоренцо там внизу один. Я вижу, как он заканчивает разминку перед пробежкой.
— Ты сказала, что будешь их тренировать. — Это было до того, как мы заключили сделку, — говорю я осторожно.
Моргана склоняет голову набок. — Я не собираюсь вставать перед кем-то из них, не будучи способной защитить себя, если… что-то пойдет не так.
— А. — Стальной блеск появляется в её взгляде, когда она понимает, и она медленно кивает. — Я этого не учла.
Я уверена, что учла.
— Я сделаю это, — говорю я. — В любом случае, сделаю, когда найду способ. Разве пакты нельзя переписать? — спрашиваю я с притворной невинностью.
Моргана делает знак слугам, слоняющимся вокруг, и те оставляют нас одних. — Нет, дорогая. — И тут, словно вспомнив о чем-то, она спрашивает: — Ты знала Ингрид?
— Нет. — Кто тебя… обучал?
Я гадаю, сколько мне стоит рассказать, сколько знает Леон. — В основном соргинак Сулеги. — Я делаю паузу, словно раздумывая. — Недавно я провела несколько дней с соргинак Илуна.
— Ты познакомилась с Агатой? — Да, — подтверждаю я. — А ты?
— И она, и я могли бы править, если бы твоя мать не захотела этого. Нас троих учила Ингрид. — Она делает паузу, пока я пристально слежу за фигурой Лоренцо, который бежит обратно, чтобы сделать еще круг. — Агата говорила тебе о твоих родителях?
Я стараюсь, чтобы голос не дрожал. — Вкратце. — Хочешь что-нибудь узнать?
Я поворачиваюсь к ней. Сначала думаю покачать головой, заверить, что нет; но потом понимаю, что действительно хочу знать. — Какими они были?
Странно ждать ответа из этих уст, но я жду.
— Люк был воином, но мог бы стать ученым. Он был таким любознательным… Одаренным воображением, оптимистичным, решительным. Его сводили с ума тайны. Много лет мы почти не видели его в Илуне, потому что он постоянно путешествовал, исследуя мир. У него везде были друзья. Куда бы он ни пошел, его любили. — Она замолкает на несколько секунд и устремляет взгляд в сад. — А Адара… она была бесстрашной, смелой и доброй. Такой, какой и ожидали бы видеть королеву. — Её лицо и голос мрачнеют одновременно. — Слишком доброй для своего же блага.
Она больше ничего не говорит, и я понимаю, что на данный момент это всё. Тем не менее, она предлагает: — Есть еще вопросы, которые ты хочешь мне задать?
Трудно совместить образ королевы Морганы с кем-то, кто знает мое прошлое, мои истоки. Но ведь это не просто образ королевы, верно? Она была ею последние два десятилетия: пока шли сожжения ведьм, казни, пока…
— Спрашивай, — настаивает она, заметив мой взгляд.
— Ты знала о наклонностях Эриса, — говорю я осторожно. — Это не вопрос, Одетт, — замечает она. — Как ты могла? Как ты могла спать спокойно, зная, что Эрис творил с другими женщинами? Он был твоим сыном.
Моргана отводит взгляд, словно и вправду опечалена. — Я не уделяла ему много внимания, когда прибыла ко двору, — признает она. — А когда я распознала эту… тьму в нем и попыталась её обуздать, было уже поздно.
— Ты могла бы сделать что угодно. — Убить его? — спрашивает она, и я сглатываю. — Если все эти годы Орден был в безопасности, то это благодаря мне, благодаря строгости, совершенству, которого я требовала от всех Воронов. Я тоже должна была быть идеальной. Мне тоже приходилось приносить жертвы.
Я смотрю на неё в упор.
