Любовь и прочие проклятья - Татьяна Николаевна Гуркало
– Кря-кря, – забубнил он фальшиво. Однако Ринор так развеселился, что расхохотался во весь голос. Оборотень, чувствуя себя идиотом, изображал, как утка крякает, ныряет, поёт, летает. Малыш сидел в воде, зелёные глаза сияли, рот улыбался, показывая дёсенки.
– Понравилось купаться? – Оборотень осторожно полил ребёнка из ковшика, чувствуя, как вздрагивает маленькое тельце. Поднял, закутал в полотенце. В спальне быстро и аккуратно облачил дитя в рубашечку и подгузник, надел смешные носочки и тихо стукнул в дверь между спальнями.
– Заходи, – негромко отозвалась оборотница.
Через полчаса, когда он успел перекусить и лежал на кровати в одних мягких широких штанах, Вилда принесла сонного Ринора назад. Каждый вечер она приносила его и клала в кроватку, но сегодня Гейб жестом попросил положить малыша рядом. Ребёнок повернулся, прижался к оборотню и уткнулся носиком в его руку. Оборотница ушла, а Гроул лежал, боясь пошевелиться, пока всё тело не одеревенело.
Глава 10
О том, как важно понимание
Хорошая жена никогда не допустит, чтобы муж повысил на нее голос или, не дай Пряха, поднял руку. Она всегда должна опережать его желания и иметь под рукой сковородку, скалку либо другой твердый предмет.
«Тайная книга оборотниц»
Еще месяц спустя
– Ты так подрос! – Ринор вцепился в пальцы Вилды, она потянула, и малыш встал на коленки. Подбежала Морна и стала помогать – обеими ладошками подталкивать оборотнёнка в спину.
– Осторожнее, моя хорошая, – предостерегла мать. – Ты старше и больше, уронишь Ринорчика.
По лицу Морны было видно, что уронить Ринорчика – её мечта. Однако Хвостик, хоть был сильно младше, ростом был только на голову ниже, а потому под напором устоял. Развернулся и изо всех сил заехал кулачком Морне по плечу. По инерции шлёпнулся набок, возмущенная Морна тоже. Дети на четвереньках подползли друг к другу, обменялись тумаками, заревели и поползли к оборотнице параллельными курсами. Полезли на колени, старательно отпихивая один другого, и тут уж Морна не сдалась – во-первых, у неё зубов выросло больше, а во-вторых, это была её собственная родная мама, и никаким самозванцам она её отдавать не собиралась. Пока Вилда уговаривала детей и отвлекала игрушками, утешала, вытирала слёзы, поила из бутылочек, в кабинет влетели с десяток «ласточек» с печатями финуправления.
На столе рядом с почтовым лотком, куда приземлялись «ласточки» со счетами, ведомостями, ордерами, стоял в вазе небольшой букет садовых цветов, который появился вчера с утра. Как появлялись букеты целый месяц до этого. Гроул на прямой вопрос врал, что это от Мака, но цветами пахло от него, а Мак с усмешкой разводил руками и сбегал, и эта комедия Вилду одновременно и раздражала, и тревожила. Потому что доставляла ей удовольствие. И то, что Гейб приносил ей посреди рабочего дня кофе с маленькими печеньками и сливками. И то, как смотрел на нее. А ей не должно было быть приятно.
– Гейб, – крикнула Вилда в гостиную, доставая письмо из лотка и, не глядя, разворачивая. – Мне прислали документы, я их всё утро жду. Займись ребёнком. Дочка, идём, поиграешь в кабинете до обеда.
Однако детки, продолжавшие развлекаться отниманием друг у друга игрушек, игрой в догонялки и ссорами по любому поводу, не намерены были расставаться.
Она глянула в документ, который держала в руках.
«Это последнее предупреждение, Вилли, – писал ее отец. – Вернись в клан, иначе я тебя из него изгоню. Ты станешь внеклановым оборотнем и будешь беззащитна и презираема, а всё из-за твоего упрямства. Подумай о дочери, на какую судьбу ты ее обрекаешь?»
Вилда смяла листок в кулаке так, что на ладони остались отпечатки ногтей, потом с ожесточением принялась рвать на мелкие клочки.
Через четверть часа раздражённая Вилда, которой прилетел еще и внеочередной отчет со сроком «вчера нужно», вышла из кабинета, ведя за собой детей, и направилась в кухню.
– Гроул, – начала она отрывисто, едва открыв дверь. – Я полчаса тебя не могу дозваться. Займи детей, у меня времени… – и осеклась. Внутри качнулась сдавленная ярость.
Возле выходящего на восток окна в кресле-качалке, заваленном подушками, безмятежно спал Гроул. Пустые кастрюли и сковородки, чистые и грязные, громоздились частью на разделочном столе, частью в мойке и на мойке. На столешнице валялись овощи, в миске лежал неряшливый кусок мяса с потёками крови. Над миской кружила большая ошалевшая муха, видимо, не верящая своему счастью.
– Детки, обернитесь и идите погулять к дяде Маку, – утрированно ласково велела оборотница, открыла черный вход двум весёлым щенятам, кивнув «садовнику», который кивнул в ответ, показывая, что присмотрит, и плотно закрыла за ними дверь. Подошла к мойке, выбрала ковшик потяжелее, взвесила в руке и шагнула к волку.
Гейб проснулся от выстрелов над ухом. Рванулся из качнувшегося кресла, нелепо взмахнув руками и ногами, рухнул на пол и пополз в укрытие. И только потом осторожно поднял голову и огляделся. Возле кресла стояла Вилда с раздувающимися от ярости ноздрями и лупила по металлической столешнице латунным ковшом.
– Ты что, с ума сошла?! – Оборотень встал, сделал два шага и отобрал у неё ковш. Ноздри гневно раздувались, он просто пылал праведным негодованием.
– Да. Я обезумела. Когда согласилась на эту авантюру. – Её глаза метали молнии. – Ты опять думаешь только о себе!
– Неужели? – разъярился он. – Ты думаешь, я специально заснул? Всю работу по дому делаю я, слежу за Ринором, слежу за Морной! Это первый раз за эти месяцы, а ты… ты не забываешься, Вилда? Я не твоя собачка, чтобы ты со мной так обращалась. Да ни с кем нельзя так обращаться! Ты сейчас ведешь себя как истеричка! Ты все-таки мстишь мне, да? Забыть не можешь?
Наступила тишина.
Бледная Вилда, не говоря ни слова, развернулась и вышла. Гроул долго смотрел на ковш, потом запустил его через всю кухню и выругался.
Мак явился с детьми, когда злой и потный Гроул почти домыл посуду, залил отмокать кастрюли, поставил тушиться мясо в горшочках, одновременно запекая детям рыбу и оттирая заляпанный всем на свете пол.
– Мы обедать сегодня будем или нет? – Маккензи разочарованно похлопал крышками пустых кастрюль.
– Будем. – Оборотень с ожесточением орудовал шваброй, огибая тискающих друг друга детей. – Только в духовку поставил.
– Что? – Напарник уставился на него. – Ты время видел? Скоро ужин, а мы не обедали. Ну ладно мы, но дети-то за что голодные сидят?
Дети, к слову, есть пока не просили. Похоже, Вилда обоих хорошо покормила грудью.
– Я не успел, – виновато огрызнулся Гейб, моя руки и заглядывая в духовку. – Сходи в кулинарную лавку,
