Любовь и прочие проклятья - Татьяна Николаевна Гуркало
Глава 9
О чем говорят мужчины
Оборотни, в отличие от оборотниц, которым пустословие позволительно в силу их легкомысленной натуры и необременительных мыслей, должны рассуждать о вещах, достойных мужей, как то: политика, справедливость законов, воспитание юношества, охота, достоинства жен и тому подобное.
«Уложение оборотней о семье и доме», раздел четвертый
– Вечно вокруг себя курятник собираешь, – ворчал Гроул, когда они завершили круг почёта по торговым заведениям и возвращались домой. Нагулявшиеся детёныши двумя клубками спали в глубине коляски, укрытой заботливым папенькой кружевной занавеской от мух и сквозняка.
– Да они к тебе подошли, а не ко мне! – хохотнул Мак. – Друг мой, ты меня пугаешь! Где же Гроул – гроза всех хорошеньких официанток? Где твое… как это по-новомодному… либидо, друг?
– Да какое там либидо, – вызверился Гейб. – Для меня сейчас единственное, что я хочу от постели, – это развратно и непозволительно выспаться. Мне кажется, я думать о сексе не смогу еще лет пять!
– Ну, ты преувеличиваешь, – закатил глаза Мак. – Но так как из нас двоих именно ты молодой отец, а я – свободный самец, то я соображаю лучше. И действую. – Мак на всякий случай отодвинулся от капитана, взглядом ищущего, чем бы его огреть. – Ты разве не заметил, что на мужчину с ребёнком, особенно таким крошечным и симпатичным, а ещё лучше с двумя, женщины делают стойку, как хорошая охотничья собака на дичь?
– Да ну? – скептически поднял бровь волк.
– Да не «да ну», а ну да! – подтвердил Льялл. – Они видят прекрасного самца, сделавшего отличное потомство. Это инстинкт, – снисходительно объяснил. – Эх, не будь мы на задании…
– Сам же сказал – они потомства хотят, – хмыкнул друг. – Ты готов жениться?
– Всегда найдётся цыпочка, которой нужен процесс, а не результат, – отмахнулся Мак. – Наведаться бы в Баден, найти подружку, провести горячую ночку… – помечтал он вслух. – Слушай, мы тут вроде ради морских ванн, а на море ни разу не выбирались. Так не пойдёт. Мы на грани провала легенды! – с деланным ужасом заключил он.
– Да, надо съездить, – рассеянно согласился Гейб. – Вот Вилда закончит срочные дела, и поедем.
– Ездить в Ньюкесл со своим углем? – возмутился Маккензи. – Пусть занимается своими бумажками, а мы поедем вдвоём, и мелких возьмём для наживки. Хоть расслабимся, а то я уже спать стал плохо. Отсутствие маленьких радостей мешает мне работать!
– Это как? – удивился напарник.
– Отвлекает, – отрубил Мак. – Всё время о женщинах думаю.
– Я вот тоже думаю, – со вздохом признался Гроул. – О кухарке, о прачке, об уборщице… няне…
– Ты меня снова пугаешь. – Льялл дурашливо поиграл бровями. – У тебя такая роскошная женщина под боком, а ты думаешь о других! У тебя что, проблемы по этой части?
Нет, если что, я – могила. Но можем хорошего лекаря поискать. В Бадене.
– Да не в этом смысле, – поморщился Гроул. – Вилда прекрасна… да. Она сильная и горло перегрызет любому, даже мне. Ты же сам понимаешь, как мы, оборотни, реагируем на сильных женщин.
– О да, – мечтательно протянул Мак. – Это инстинкт, друг. Батя говорил, это потому что от самых сильных и яростных самок получается сильное потомство.
– Даже не мечтай, – предупредительно рыкнул Гейб.
– Да что я, слепой, что ли? – хохотнул напарник. – Тем более что потомство потомством, а я люблю девочек тихих и мягких. Мое либидо выбирает их. А твое – кухарок, я понял.
– Мне кажется, у меня теперь секс напрочь связан с появлением детей, – проворчал Гроул. – Как подумаю, что от него получаются дети, пусть у оборотней только в браке, сразу всё желание пропадает. А может, мне просто надо выспаться. Понимаешь?
– Не понимаю, – поднимая корзины, признался Мак. – Но скажу тебе так, друг, – лечи подобное подобным. Когда выспишься, конечно.
Он все-таки получил свою затрещину, но тут захныкала Морна, укушенная каким-то злобным насекомым, и Мак взял ее на руки, укачивая на ходу и продолжая сладко улыбаться встречным дамам всех возрастов.
* * *
Вилда вышла в гостиную, едва заслышав стук двери. В прихожей снимал обувь Гроул.
– Где Морна? – с тревогой спросила волчица.
– Она спит в коляске вместе с Хвостиком, – успокоил Гейб. – За ними Мак смотрит.
– Не плакала? – немного спокойнее спросила Вилда, подхватывая с полу свалившийся свёрток и идя следом за оборотнем на кухню.
– Немного, но они оба вели себя на редкость хорошо. Твоя идея укладывать их днем спать вместе и вывозить в общество только вдвоём – просто отличная. Они теперь пахнут немного нами обоими и друг другом. Если особо не принюхиваться – сойдёт, никто не догадается, что не я отец Морны, а Хвостику мы совсем не родители, – разбирая провизию, говорил Гейб. Вилда вооружилась ножом и доской и ловко нарезала рулеты и хлеб.
– Тебе, кстати, принесли гостинцы, – вспомнила она, кивая на корзины. – Три милые тетушки, которые пытались вытянуть из меня все о нашей жизни. Рассказали, какой ты герой и как ловко поймал вора. Рискуешь легендой, Гроул?
– Не мог же я смотреть, как он грабит бедную леди, – тут же ушел в оборону Гроул и цапнул из корзины пирожок. – Видишь, и польза есть. Вкусно!
– Да, вкусно, – согласилась Вилли. – Но я бы обошлась без визитов.
– С этим я сделать ничего не могу, – развел руками Гейб. – И для легенды куда опаснее то, что ты постоянно сидишь дома. Нам нужно съездить на море, – напомнил Гроул. – А тебе – выйти с нами на источники. И лучше делать это регулярно. Я пока отговариваюсь твоей занятостью, но скоро это начнет выглядеть подозрительно.
– Надо. – Вилда устало потерла глаза рукой. – Но полугодовой отчет, Гроул. Попробуйте без меня пока. – Она бросила в рот кусочек мяса и зажмурилась от удовольствия. – Жаль, нельзя каждый день покупать еду у Беггинза или получать такие гостинцы, правда? – посетовала оборотница. – Надоело есть подгорелое и сырое.
Гроул положил в холодильный шкаф пакет и медленно выпрямился. Душу затопила совершенно иррациональная, даже где-то истеричная обида. И очень странная, потому что он прекрасно знал, что готовит ужасно. И что Вилли, скорее всего, не собиралась его обидеть.
Может, все дело в том, что он действительно старался научиться? И хотел, чтобы она увидела это?
– Я торчу в этой тролльей кухне сутками, стараюсь, готовлю, – проговорил он, сдерживая рычание. – А ты говоришь, что моя еда несъедобная?
На ее лице промелькнуло что-то похожее на смущение, но тут же пропало, сменившись упрямством.
