Иная. Песнь Хаоса - Мария Токарева
В этот момент в избу неслышно вошел Вен Аур. Глаза его переливались отблесками Хаоса, словно он желал показать всем, каков он в другой форме.
– Пойдем, – отрывисто сказал он. – Я собрал кое-что из инструментов. Сгодится на что-нибудь. И меч взял. Он-то точно пригодится.
На поясе у него и правда покоились кожаные ножны, в руке он чрезмерно сильно сдавил тощий холщовый мешок и мех для воды.
– Да. Сейчас, – ответила Котя, но губы ее дрогнули, ноги подкосились, и она с глухим «ох» упала на лавку, заливаясь горючими слезами.
Рядом заголосила матушка. Вен Аур со склоненной головой застыл в дверях.
– Ну, скорее! Идите! Сумерки уже! Вас же убьют! – отчаянно взывал друг Вен Аура, заламывая руки. – Не хочу я этого! Вы такие хорошие, добрые, работящие. Живите! Не здесь, но только живите!
Котя с трудом встала и в последний раз обошла любимый дом. Прижалась к расписной печке, погладила рыжего кота, издавшего грустное «мяу», поклонилась дядьке Крашу, покачала брата, поцеловала в лоб блаженную, а потом крепко-крепко вновь обняла родную.
– Прощай, матушка. Будь счастлива. Ради меня будь счастлива. А я… Я тоже буду счастлива! Где-нибудь… – перебарывая стенания, ответила Котя, вставая.
Вскоре она приблизилась к Вен Ауру, в последний раз обернулась и переступила порог.
Вечерний холод пронизывал до костей, как в самые лютые времена зимы, но теперь он шел из самого сердца. В груди застыла черная пустота боли и разлуки. И все же князь даровал жизнь. Главное, что все они остались живы.
Котя уже давно покинула родной дом, но тогда лишь со злобой. А чудесное обретение друг друга словно бы подсказала высшая сила, чтобы дать возможность нормально попрощаться: теперь дочь уходила от матери с любовью.
– Прощайте, – выдохнула она едва слышно.
«Я чувствовала: стольный град – это лишь остановка в пути. Хаос, Песня Мира, десять духов! Ведите нас! Ведите, если есть у нас иное предназначение, долг перед обоими мирами!» – обратилась Котя, воздевая глаза к небу. Она вложила свою руку в ладонь Вен Аура, и они вышли в сгущавшийся мрак, направляясь прочь из города к земляному валу.
Так настала ее девятнадцатая весна.
Добрый гридь домчал их на розвальнях до самого края владений Дождьзова, но потом остановился и со смущением сказал:
– Всё, дальше-то я уже не могу.
Вокруг возвышались ели, вновь снежный лес застыл безмолвием, точно лета и не бывало. Все повторялось, хоть и при других обстоятельствах. Снова долгая дорога обещала неизведанные опасности.
– Отправляйся с нами, – предложил Вен Аур самому верному другу.
– Не могу, – потупился гридь. – У меня в городе жена молодая и мать с отцом.
– Не боишься, что «скверной»-то заразили мы тебя? – с невеселой насмешкой спрашивал Вен Аур, вылезая из саней и помогая Коте с нехитрой поклажей.
Из по-настоящему ценных вещей они несли теплую шкурку медведя и меч, дарованный князем перед знаменательной битвой. Да неизменный браслет из старого приданого. Котя не вспоминала отца, но вещицу оставила.
– Не боюсь. Сам я на четверть оборотень, – словно извиняясь за трусость, отозвался гридь, и его растерянно расширенные глаза зажглись янтарным блеском, он грустно продолжал: – На самом деле наши миры давно уже смешались, но еще нужно время, чтобы люди признали это.
– Береги себя и избегай пепла медвежьей шкуры, – напутствовал его Вен Аур, обнимая и хлопая по спине на прощание.
Лошадка всхрапнула, чувствуя дикого зверя, но вскоре присмирела. Гридь с тяжелым вздохом вернулся в сани и унесся по дороге, оставляя в темноте.
– Ну что ж, хвостом греть я тебя больше не смогу, – попытался улыбнуться Вен Аур. – Придется идти дальше. Но нам же это привычно, правда?
Котя только грустно кивала, слова не находились, хотя в ней не возникало никакого желания обвинять в своих горестях мужа. По подложному обвинению он взял на себя всю вину отторжения двух миров.
– Дорога есть. Ноги есть. Что делать? Идти, – кратко отозвалась Котена.
И они действительно пошли, стараясь не сбиваться с неведомого пути в никуда.
Странники брели почти всю ночь до рассвета, только тогда поняв, что потрясения слишком измотали их, потому решили отдохнуть, расстелив медвежью шкуру. Котя крепко прижалась к Вен Ауру, как делала это всегда на лавке в избе. Ничего не изменилось: они оставались вместе. Две жизни, свитые духом-кузнецом или песней Хаоса в одну судьбу. Больше давило отсутствие цели.
– Ну вот, видишь, охотничьи инстинкты я не утратил, – улыбнулся Вен Аур, раздобыв поутру свежего кролика.
– О, ты мне, как княгине, еду приносишь, – слабо улыбнулась Котя, поднимаясь в поисках веточек для костра.
Она глядела на тушку кролика и вспоминала день их первой встречи. Вен Аур с помощью небольшого ножика уже освежевал зверька, с бледного мяса стекала кровь. А что, если… Котя задумчиво приблизилась и впилась в сырое мясо зубами, надеясь, что у нее отрастут клыки, и честно оторвала кусок.
– Эй, ты что делаешь? – поразился Вен Аур, вероятно посчитав, что жена сошла с ума.
Котя же поняла, что никакого волшебства не случилось, она прежняя, слабая, не изменившаяся ради своей судьбы. Или не в том состоял залог изменений?
– Хочу стать такой же, как ты, – ответила она.
Если уж их гнали из людских селений, если уж все отвергали их союз после раскрытия правды, захотелось превратиться в дикого зверя. И жить по законам звериным.
– Не получится. Мне-то уже сырое мясо не таким вкусным кажется, – пожал плечами Вен Аур, ненавязчиво забирая кролика. – Давай лучше костер разведем.
Котя порывисто выдохнула, растерла виски, в которых стучал набат пережитых лишений, и продолжила помогать добывать огонь. На этот раз у них хотя бы оказался с собой кремень, и мелкие веточки кое-как занялись.
Выпотрошенный кролик, повешенный на прутике, привычно подгорел снаружи и недожарился внутри. Этот вкус походной пищи был знаком каждому путнику, но после странствий прошлой зимы хотелось позабыть его навсегда. Не вышло.
– Нужно бежать из Ветвичей, – задумчиво говорил Вен Аур, тщательно пережевывая пищу.
Он успел привыкнуть к кашам, хлебу и молоку, даже признал, что мясо можно есть из похлебки с овощами. По счастью, они взяли с собой котелок. С наступлением весны в него бы удалось что-нибудь насобирать.
– Но куда? Куда бежать? – потерянно спрашивала Котя.
Она потеряла аппетит, во рту оставался вкус сырого мяса и крови, запретный и чуждый.
– Пока не знаю. Но придумаю. В соседних
