В твой гроб или в мой? - Жаклин Хайд
— Я не виновата, что здесь так жарко, — я закатываю глаза, накидываю толстовку на голову и просовываю руки, чтобы он не начал пускать слюни или еще что похуже.
Дойл ухмыляется, но в глазах Влада появляется голодный взгляд, от которого по спине бегут мурашки. На его челюсти напрягается мускул, и Дойл смеется.
— Надень их в вестибюле, — требует Влад, сверля меня взглядом. — Уверен, что температура там более чем подходящая, и я отвезу тебя, чтобы ты выбрала одежду получше.
Желая позлить его еще больше, я качаю головой.
Если моя ночная маечка так сильно действует на него, интересно, что сделает бикини. На самом деле, мне почти хочется ткнуть им в его великолепное лицо. Как он с этим справится?
— Хм. Возможно, нам нужно обсудить правила ношения одежды? — вмешивается Дойл.
— Хорошо.
Я могу одолжить одежду, пока не найдется багаж.
— Хорошо, — отвечает Влад, скрещивая руки на груди с хмурым выражением лица.
— Отлично, — говорит Дойл, хлопая в ладоши.
Если этот засранец думает, что я позволю ему растоптать себя, то его ждет сюрприз.
Телефон звонит, а затем звонит еще несколько раз, кажется, целую вечность, отчего у меня сводит живот. Похоже, большинство сообщений от Бернадетт и там много кричащих заголовков. О черт. Ух ты! Цивилизация!
— Подожди, дай мне секунду, — говорю я через плечо, быстро набирая сообщение.
Берни:
Ау?
Я:
Что случилось?
Берни:
Скриншоты не отправляются! Этот придурок
играет в жертву, и у него получается!
Тьфу. У меня нет на это времени. Возможно, это просто еще одна попытка вернуть меня, идиот.
— Где-нибудь в деревне есть интернет? — спрашиваю я Дойла.
— Я думаю, есть пара ресторанов, с Wi-Fi…
— Ладно, сэр Мудак, пошли, — я разворачиваюсь и направляюсь в вестибюль, молясь, чтобы все, что натворил Чед, можно было исправить. Кажется, от придурков не скрыться, куда бы я ни пошла.
Глава 6
ВЛАД

Она — загадка. Ее огонь и дух не похожи ни на что, что я когда-либо испытывал, и я теряюсь в догадках, что сказать, прекрасно понимая, что понятия не имею, как вообще разговаривать с таким существом.
Хотя поездка в деревню проходит в тишине, тихие звуки, которые она издает, когда что-то привлекает ее внимание снаружи, удивляют, и я хочу спросить, о чем она думает. До тех пор, пока она не достает это несчастное мобильное устройство, чтобы сделать снимок.
Замок превратился в проходной двор после того, как Дойл нанял строительную бригаду, от вони сводит живот. Понаблюдав за людьми с расстояния, я пришел к выводу, что они, как правило, отвратительные существа, которым, похоже, не хватает интеллекта, и они более чем довольны чахнуть, глядя на технологии, как на Бога.
Она же совсем не отвратительна. Несмотря на то, что за последний час смотрела на телефон не менее восьми раз. Наблюдая за ее увлеченностью, я задаюсь вопросом, что же заставляет людей всех профессий так долго смотреть в гаджеты.
Дойл годами приставал ко мне с просьбой дать хотя бы шанс технологиям, указывая на то, что времена изменились, и было бы неплохо идти в ногу со временем. Возможно, пора. Специальная смесь солнцезащитных средств, покрывающая мою кожу, делает жизнь среди людей… терпимой.
Я случайно делаю глубокий вдох, и запах Дойла, так плотно обволакивающий ее цветочный аромат, заставляет мои пальцы в раздражении сжимать руль.
Ненавижу, когда вонь пса-переростка смешивается с ее сладким запахом полевых цветов. Мне хочется вымыть ее в обжигающей ванне, пока я не удалю все его следы… И сейчас я думаю о ней в ванне, обнаженной. Бам… Мне не нужно уговаривать свой недавно пополнившийся запас крови, чтобы он снова мигрировал на юг.
— Мне нравится эта машина, — говорит она, протягивая руку вперед, чтобы провести ею по полированному деревянному салону.
— Мне тоже. Давненько я на ней не ездил.
Она хмурится.
— Это же «Кадиллак», да? Если бы у меня была такая машина, я бы каталась на ней каждый день. Почему бы тебе не ездить на ней чаще?
Как на это ответить? Я уже почти сто лет как наполовину живой? Это была одна из выходок Дойла, которой он пытался заставить меня питаться где-то в 1950-х годах.
Я прочистил горло.
— Очевидно, потому что мне не хотелось.
Она усмехается, воплощение обиженной женщины.
— Очевидно то, что я тебе не нравлюсь, и, поверь мне, это чувство совершенно взаимно, приятель. Я не просила тебя никуда меня везти, и уж точно не просила авиакомпанию терять мой багаж.
Гнев накатывает на нее волнами, и я останавливаю машину, заглушив при этом двигатель. Кровь стынет в жилах, я колеблюсь всего секунду, прежде чем отстегнуть ремень безопасности. Протягиваю руку, чтобы прикоснуться к ней, и она застывает.
Отступаю и кладу руку на спинку сиденья.
— Кто сказал, что ты мне не нравишься?
Она скрещивает руки на груди и игнорирует меня.
— Я бы надел на тебя мешок, если бы это удержало меня от желания сожрать тебя, — выпаливаю я, не уверенный, правда это или я говорю это специально, чтобы вывести ее из себя.
Ее голубые глаза расширяются в отражении окна машины, прежде чем она поворачивает ко мне голову.
— Что, прости?
— Твои пижамы, как ты это называешь, оставляют мало места для воображения, — говорю я, и ее прерывистое дыхание звучит музыкой для ушей. — Это вызывает у меня желание уложить тебя поперек кровати, раздвинуть прелестные бедра и наесться досыта.
Она задыхается. Мои руки впиваются в мягкую кожу руля, пока я пытаюсь удержать их подальше от нее. Не знаю, почему у меня такая бурная реакция на эту женщину, но я бы хотел, чтобы она была одета подобающим образом, пока я не разберусь с этим. Я должен желать держаться от нее подальше, а не вгрызаться в плоть с целью насытиться далеко не кровью. Хотя и кровь, чей запах так сладок, может быть причиной.
— Итак, если ты не хочешь, чтобы я сорвал с тебя одежду и показал множество причин, по которым тебе следует более прилично одеваться в моем присутствии, вылезай из машины и пойдем за покупками.
В ожидании решения я слышу прерывистое дыхание и запах возбуждения, чувствуя себя в аду, но это не важно. Влечение к ней, скорее всего, вызвано тем, что в моей постели много лет не было женщины, от которой бы так чудесно пахло, и позже я найду ту, с которой будет меньше… хлопот.
Она колеблется мгновение, прежде чем расстегнуть
