Любовный треугольник - Элла Александровна Савицкая
Он делает несколько глотков воды и молча ударяет стаканом по столу.
— Что с Олей у тебя сейчас? — смотрит на меня исподлобья.
— Ничего. Она уехала.
— Правильно… Хорошего все равно ничего не выйдет из этого. Уж я-то знаю… — в голосе горечь и как будто нота сожаления.
— С Ани и мальчиками мы съезжаем, — ставлю его перед фактом, потому что о том, что правильно, а что нет я слушать не собираюсь.
Наши понятия «правильности» во многом отличаются, как показала жизнь.
— Не надо никуда съезжать, — бросает грубо. — Я сам сниму себе квартиру. Мне такой дом большой одному не нужен. Мать сюда все равно не горит желанием возвращаться.
— Нам тоже не нужен. Да и квартиру я уже нашел и перевез уже часть вещей.
Сжав губы, отец нервно стучит большими пальцами по столу.
— Всё продумал, да?
— Да.
— Иди, Давид, — взмахнув рукой, устало откидывается на спинку кресла, — мне нужно время подумать.
— Думай…
Разворачиваюсь и выхожу из кабинета.
62 Ани
— Мама, Гор не отдаёт мою машинку!
— Это моя машинка!
— Нет, моя!
— Мальчики-мальчики, тише, ну вы что? Разве так можно? — отодвигаю подальше ноутбук, и прижимаю к себе обоих.
— Но это моя машинка, — топает ногой Арсен.
— Мояяя.
— У вас же целая полка этих машинок, поиграйте этой по очереди.
— Не хочу по очереди. Отдай, — Арсен выхватывает из рук Гора игрушку, и младший начинает громко плакать из-за того, что пластик вспорол ему кожу.
— Арсен, так нельзя. Ты поранил брата. Дай сюда мне эту машинку. За то, что вы не можете ее поделить, я ее просто у вас заберу. Отдам, когда договоритесь играть по очереди.
Прячу подаренный Тиграном Армановичем спорткар, а потом обрабатываю хлоргексидином рану Гору.
Пока вожусь с ними, забываю о том, что поставила на плиту мясо, и вспоминаю только, когда из кухни доносится насыщенный запах гари.
— Боже, — со всех ног мчусь туда.
Воздух пропитался вонью, из сковороды валит дым. Быстро выключив конфорку, переставляю сковороду на подставку и поднимаю крышку.
На черном дне вместо сочного мяса прижаренные куски несъедобного «чёрти чего».
Да что же это такое?
Недоблюдо отправляется в мусорку.
В зале снова начинают ругаться мальчики, а у меня нервы натягиваются канатами.
Бессилие накатывает волной и хочется плакать.
Я ничего не успеваю. Буквально ни-че-го. Зимняя сессия на носу. В понедельник мне нужно сдать доклад на тему «Техника и технология пищевых производств». Из написанного у меня только план.
Давид вот-вот приедет, его самолет приземлился час назад, я же могу накормить его только пюре, которое сварила Катерина, и вчерашними котлетами. Я думала оставить их для мальчиков, чтобы не готовить, а Давиду собиралась сделать гуляш.
Сделала…
Господи, раньше я столько всего готовила, что можно было накормить всё большое семейство. А теперь даже банальное мясо поджарить не в состоянии.
В коридоре щелкает замок и вместе с этим звуком я как будто ломаюсь. Не успела…
— Привет, — звучит под аккомпанемент голосов мальчишек.
Они бегут к отцу, наперебой жалуются ему друг на друга, он что-то отвечает.
А я спешно делаю несколько глубоких вдохов, стараясь взять себя в руки. Показываться Давиду в таком состоянии не хочу. Больше при нём я не плачу, чтобы не выглядеть слабачкой и «тряпкой». Всё равно мои слезы не помогают. Столько я их выплакала, а толку? Давида они не трогают, отношения между нами не меняются. А видеть его полный жалости взгляд — больно. Слишком он унизительный. Пусть лучше он говорит со мной на равных эмоциях, чем так… как тогда ночью, когда сказал, что не хочет меня.
— Привет, — растягиваю губы в улыбке, когда он входит на кухню.
— Привет. У тебя сгорело что-то?
— Да. Мясо, — виновато кошусь на черную сковороду. — Хотела тебе приготовить ужин, но закрутилась. Как-то всё навалилось. Сначала задержали в университете. ЧП там с ребятами из нашей группы, вот и оставили всех. Думала частично доклад сегодня сделаю, чтобы на выходных с мамой время провести, но все пошло наперекосяк.
Теперь мы живём немного дальше от родителей, да и болела она две недели. Хотелось прогуляться вместе, она по мальчикам соскучилась.
— Не проблема. Ужин закажем. — спокойно произносит Давид, скашивая взгляд на мой ноутбук и разложенные рядом конспекты, — Катерину зачем отпустила, если зашиваешься?
Катерина — это няня, которую мы наняли не так давно, когда Арсен начал приносить из сада вирусы. Ожидаемо, болеют мальчики вместе. Сначала с ними сидела моя мама, но с её слабым здоровьем, было понятно, что не заразиться она не сможет. Поэтому пришлось все-таки найти няню. И хоть по началу к Катерине я относилась с настороженностью, она оказалась ответственной и любящей детей женщиной. Не молодая, с опытом, она несмотря на истерики Гора и требования меня рядом, все же расположила их к себе. Правда, я первую неделю в университете места себе не находила. Думала, с ума сойду от того, как сын плакал утром, когда я уходила.
Тут тоже помог Давид. Перехватывал мальчиков, выгоняя меня первой из дома, и что уж он там делал и как им объяснял, я не знаю, но через несколько дней эти истерики у них прекратились.
— Так уже шесть часов было. Домой ей пора, — отвечаю на вопрос.
— Это она сказала? — Давид проходит в кухню и наливает себе воды в стакан.
— Нет. Это я просто понимаю. У неё ведь тоже семья.
— Ани, няню нанимают для того, чтобы она занималась с детьми, когда родители не могут. Если ты зашиваешься, нужно было ее попросить побыть у нас подольше.
— Мне как-то неудобно… Рабочий день ведь не бесконечный.
— Неудобно — это когда у тебя стол лекциями завален, в зале орут пацаны, а на печке пожар. Тем более, для всех нянь — это нормальная практика. Прекращай взваливать на себя то, что хотя бы частично можно переложить на других. К тому же, не за бесплатно.
Наверное, он прав… Нужно будет в следующий раз спросить, как она смотрит на то, чтобы оставаться чуточку дольше, иначе я и правда начну срываться. И так почти не сплю, штудируя ночью учебники.
— Ладно. Как всё прошло у тебя?
Давид ездил в Ереван, чтобы
