Девушка с глазами Герды - Наталья Шемет
– Спички? Ты моя девушка со спичками, – улыбнулся охотник, сам не представляя, насколько он близок к истине. – Девушка, зажигающая свет…
– Даже когда эти спички закончатся, ты будешь иногда брать спички из какого-нибудь другого коробка? Обещай, что будешь помнить обо мне.
– Буду, – ответил охотник. – Обещаю. Всегда буду помнить, что бы не случилось.
И улыбнулся.
Охотник и волк смотрели ей вслед, стоя на крыльце. Амалия обернулась и помахала рукой. Шел снег, мокрый, тяжелый, он опускался хлопьями на деревья, хижину и удаляющуюся девушку. А она словно и не чувствовала. Волк тихонько прощально завыл, когда она скрылась из виду. Охотник наклонился и потрепал зверюгу по голове.
А потом выглянуло солнце. Выглянуло и все вокруг засверкало так, что стало больно смотреть. Только что выпавший снег переливался и искрил, и был готов пролиться ручьями.
Пришла весна.
А охотник думал о том, что лишь полный идиот мог отпустить такую девушку – но знал, что не смог бы ее удержать. Легкое чувство грусти, что поселилось в нем, граничило с радостью, желанием жить и встречать весну – этого не случалось у него давно, а если быть честным, после смерти жены – ни разу. Амалия вернула ему свет. И ушла, когда пришло время.
Девушка пересекла небольшой лес, который отделял дорогу от хижины охотника. Она не боялась заблудиться – за последние пару месяцев изучила эту местность как свои пять пальцев. Проезжавший мимо человек согласился подвезти до деревни, платы не взял. Да и заплатить она не смогла бы – денег у нее не было.
А там недалеко было и до города.
В городе Амалия нанялась работать в булочную.
Запах свежей выпечки заставлял расцветать и без того улыбчивую девушку, правда, улыбка у нее временами была загадочной. Да и девушка была странноватой. Пришла ниоткуда, не рассказала о себе ничего. Куда шла, зачем? Есть ли у нее родные? Может, она воровка? Да только воровать у едва сводившей концы с концами булочницы-то и нечего…
Булочница была одинокой пожилой женщиной. Прежде, много лет назад, отбоя от посетителей в пекарне не было. Но… как-то не сложилось все. Замуж не вышла, детей не было, и вот сейчас – силы не те. Управляться одной ой, как тяжко. Компаньонки не задерживались – те, кто помоложе, выскакивали замуж и уезжали, те, кто постарше, за спиной шептались, мол, чувствуют в булочной себя старше чем они есть, а наемные работники – это наемные работники, да и платить им особо нечем…
Хозяйка булочной ни за что прежде не взяла бы в работницы незнакомку, но сейчас выбора не было. А потом не могла нарадоваться. Смотрела на девушку и видела в ней себя в молодости. Молодую, симпатичную, улыбчивую…
Амалия успевала везде. И помочь с утра с капризными, едва проснувшимися клиентами, которые требовали кто чаю, кто кофе, а кто какао – и надо было бежать к соседям за свежим молоком. И замесить тесто, и проследить, чтобы не подгорели булочки, и добавить в кофе завсегдатаям кому чуть-чуть корицы, кому – тертого шоколада и вишневый сок, а иногда – и черного перца. Выслушать, внимательно, самого болтливого покупателя, да так, что тот уходил довольный донельзя – такой прекрасной слушательницы еще не видали! Мало кто замечал, что на самом деле Амалия больше молчала. Но если уж говорила – то всегда то, что от нее хотели услышать. Никогда никого не осуждала и не упрекала. Она кивала и сокрушалась, поддерживала и смеялась шуткам. Могла дать совет, как успокоить капризного ребенка, а иногда и самой было по силам угомонить не в меру расшалившуюся малышню, пока мать выбирала выпечку. Хлеб, тесто для которого замешивала Амалия, не черствел дольше других, а ее пирожные раскупались как горячие пирожки. Впрочем, пирожки расходились тоже моментально.
С приходом Амалии дела в грозившей закрыться булочной пошли на лад. Люди тянулись на свет и ненавязчивое тепло. Там можно было кроме чудесной сдобы и удивительного хлеба получить… счастье. Именно так говорили посетители: «Мы приходим сюда, чтобы потом улыбаться весь день». И, главное, ни у кого не оставалось гнетущего чувства, что они что-то должны взамен. Люди быстро привыкли – к хорошему прикипаешь легко.
Нет, конечно, находились и недовольные постоянным радушием Амалии, ее вечной улыбкой и внимательностью. Но девушку это не трогало, казалось, такие эмоции вообще не задевают ее. И недоброжелатели оставались один на один со своими домыслами. Амалию иногда называли странной в глаза, не говоря уже о том, что некоторые за глаза окрестили ненормальной, и не раз говорили хозяйке, что она хлебнет горя с новой работницей…
Но горя не было, а была радость. Амалия не обращала внимания, и злым языкам так или иначе приходилось умолкать, ведь без подпитки гаснет любая эмоция, даже любовь. И злоба, и гнев, и ненависть, несомненно, тоже…
Не прошло и месяца, как булочная стала одним из самых любимых и посещаемых мест в городе. Правда, хозяйка волновалась, чтобы чудаковатая девушка не подожгла чего-нибудь – уж очень опасной была ее привычка не расставаться с коробком спичек и порой чиркать одну за другой, глядя, как горит в пальцах тоненькая деревянная щепочка. В такие моменты девушка становилась странно-отрешенной, и не видела вокруг ничего и никого. Благо, других недостатков за ней не водилось. Если не считать недостатком не сходящую с лица улыбку.
– Где твои родители? – спросила ее однажды хозяйка.
– Мама умерла, когда я была маленькой, – ответила Амалия.
– А отец?
– Он тоже умер. Позже.
При этих словах Амалия улыбнулась, да так, будто сказала что-то очень и очень хорошее.
– А почему ж ты улыбаешься? – не выдержала хозяйка.
– Потому, что на небесах хорошо. Там все счастливы.
А еще девушка очень любила розы. Белые и красные. С ее появлением в городе все розовые кусты за пару месяцев выросли чуть ли не вдвое и зацвели так буйно, как не цвели до этого никогда прежде.
Лет десять назад
Где-то далеко-далеко, в холодном сверкающем льдом дворце охнул Кай, схватившись за сердце. Ему на мгновенье показалось, что в грудь с размаху всадили раскаленную иглу. И та проворачивается, жжет нестерпимо, наполняет огнем.
И внутри что-то плавится.
Кай
На другой стороне земли, далеко-далеко, где вечные снега, земля покрыта блестящим, искрящимся льдом. Там солнце светит так ярко, что больно глазам, светит, но не согревает нисколечко. Солнечные лучи, падая на зеркальную поверхность, на снежные равнины, на крошево льдов, рассыпаются на миллионы бриллиантовых осколков, которые могли бы ранить глаза невзначай забредшего сюда путника, настолько слепящим было бело-алмазное великолепие.
Среди этого немого холодного величия стоял дворец. Он возносился в небо, пронзая синь острыми ледяными шпилями, прекрасный
