Джорди Риверс - Во Имя Закона

– Ни в коем случае! – почти закричал Бартомиу. – Ни в коем случае!

Зельевар отчаянно замахал высохшей рукой, на которой широкий рукав развевался как флаг.

– Так и до отказа от желаний дойти не долго. А от желаний отказываться нельзя! Это отказ от следования Закону. Как еще Он будет говорить с тобой, как не через самую глубину твоего сердца?

Флоренс аж присела на стуле, словно пытаясь спрятаться от метавшего молнии гневного взгляда старика.

– Желания нельзя топтать, надо их трансформировать. Делать выше, – уже вполне миролюбиво закончил Бартомиу, садясь на свой стул.

– Что вы все «выше-легче»? – вдруг возмутилась Фло. – Как будто хотите научить меня летать!

Бартомиу посмотрел на неё так, словно она вдруг разгадала его тайный замысел. Он даже опустил на мгновение глаза в стол, а на лице его появилась смущенная и какая-то неестественная улыбка.

– А может, и хотим? – примирительно забормотал старик. – Ты попей чайку-то. Ох, и буйные нынче новички.

– Полно тебе, Бартомиу. Флоренс давно уже не новичок, – заговорила Гемма, обращаясь к старику. Она ласково накрыла его морщинистую руку своей, маленькой и белой.

– А я не про твой цветочек, – сообщил зельевар.

– Ты про Мартина? – спросила Гемма, встревожившись.

– Про него родимого, – кивнул Бартомиу, опуская сухарь в чашку с чаем.

Флоренс повернула к нему голову и приготовилась слушать с почти победной улыбкой на лице. Новички наступают! Еще один строптивый появился. Разве это не радость?

– Зашел вчера к ним в прозекторскую. Мартин отчитывал Прозерпину за то, что та покрасила волосы.

– Прозерпина покрасила волосы? – хором спросили Гемма с Флоренс.

– В клюквенный цвет, – сообщил Бартомиу, многозначительно поведя седыми лохматыми бровями.

Не понимая еще полностью, в чем смысл услышанной вести, Гемма с Фло переглянулись. Переглянулись так, словно это касалось их тоже. Хотя ни одна не могла бы сказать точно, как именно это их касалось.

– По Закону перед тем, как получить большое счастье и любовь, – начал вдруг говорить Бартомиу, отрешенно глядя на плавающий в чашке разбухший белый сухарь, – человек должен это счастье сначала потерять. В меньшем размере, конечно. Но должен принести жертву. Потому что любовь – это всегда умение жертвовать.

Флоренс не сдержалась и фыркнула.

– Что? – поднял на неё глаза зельевар.

– Каково же должно быть вознаграждение, если потеря нестерпимо велика?

– Если потеря тебя не сломает, то и счастье тебе не повредит, – ответил Бартомиу. Затем, кротко вздохнув, продолжил:

– Некоторая любовь проходит спокойно, а некоторая ложится в основание новых Вселенных. Тогда человека ведут, как за руку, и сколько бы он не отступал от Закона, все равно через многие мучения к Закону вернется. Потому что новые миры должны рождаться. Как и мы.

Флоренс хлопала глазами. Она вдруг явственно ощутила, как Гемма взволнованно дышала рядом с ней. Огонь в печи погас, и в каморке Бартомиу стало совсем темно, только красные угольки тлели в печи.

– Вот и подумай, – улыбнулся старец. – Что ты должна потерять, чтобы испытать такую любовь?

Ансельм, отправив боевых подруг на чаепитие, заметил, как от стены замка отделилась темная фигура. Молодой человек в изящном черном костюме сразу направился к нетронутому, оставаясь незамеченным для других глаз.

– Если бы я был Флоренс, я бы сказал, что тебе прекрасно удается маскировка под ледышку, – поприветствовал франта нетронутый. Его тон был дружелюбным, но настороженным.

– Здравствуй, Ансельм, – прохладно поздоровался Ноэль.

Даже сейчас, будучи на чужой территории, он вел себя так, словно делает одолжение, заговаривая с тобой. Но затем вдруг денди переменился, улыбка его потеплела, лед в глазах растаял, превратив их в две весенние солнечные лужицы.

Это, конечно же, насторожило Ансельма еще больше. Что такого понадобилось Ноэлю, что он появился в Поднебесье, которое было противно самой его природе?

– Бережешь её? – спросил Ноэль.

Он не стал терпеть снежную метель и пронизывающие порывы ветра, тут же утихомирив непогоду небрежным жестом руки. И сейчас вокруг них двоих было непривычно тихо. Мимо проходили люди. А эти двое стояли около университетских ворот и вели совсем не важную, на первый взгляд, беседу.

– Всегда выбирай легкость, не сердись, не обижайся… – Ноэль повторил слова нетронутого вместе с его веселыми, но поучительными интонациями. – С таким защитником даже оторве типа Флоренс сложно оступиться.

– Зачем ты пришел? – спросил Ансельм, пропуская мимо ушей «комплименты» денди.

– Я пришел признать свое поражение, – сказал Ноэль притворно покладистым тоном.

– Ты никогда не признаешь поражений, – с улыбкой покачал безглазой головой Ансельм.

– Тут такой уникальный случай, – пожал плечами денди. – И в знак моего поражения позволь преподнести тебе подарок.

С этими словами Ноэль обхватил холеными руками голову нетронутого и поцеловал Ансельма в глаза. В то место на лице, где у Ансельма они должны были бы быть. По разу на каждый глаз.

Нетронутый стал сдержанно утирать лицо, а когда он поднял голову, перед ним уже никого не было.

– А где Ансельм? – спросила Флоренс, когда они все вместе пришли домой.

Фредерик выглядел лучше, чем в экспериментаторской, но по внешнему виду призрака было заметно, что его что-то сильно беспокоит.

Он оставил вопрос девушки без ответа, начав плавать по комнате туда-сюда, как самое настоящее приведение.

– Да что с тобой случилось? – спросила брата Гемма, подойдя к нему.

– Я думал, – ответил Фредерик, не поднимая на неё глаз и не останавливаясь.

Флоренс только повела бровью, стараясь удержаться от колкости.

– Я видел Селену и Прозерпину, – продолжил Фредерик.

– Прозерпине идут красные волосы? – спросила Фло. – Теперь их можно будет различать.

– Девочек прозектора? – зачем-то уточнила Гемма, совершенно не понимавшая, почему этот вопрос так беспокоит брата.

– Далеко не девочек, – сказал призрак и остановился, глядя на сестру тяжелым взглядом. – Скорее, девиц.

Волшебница безмолвно ахнула и невольно отступила назад.

– Что происходит? – не поняла Фло. – Они начали расти?

Фредерик продолжал смотреть на Гемму, словно девушки не было в комнате. Затем он соизволил повернуться к ней:

– Скажи мне, как звали жену прозектора?

– Мартина, – ответила Флоренс.

Призрак покачал головой. Его бледное вытянутое лицо сейчас выглядело в высшей степени пораженным.

– Но… – начала Гемма.

– Вот тебе и но, – оборвал он её, отворачиваясь к окну.