Грейс Ливингстон-Хилл - Свет любящего сердца

И внезапно все в мгновенном озарении открылось перед Даном — и подлинная натура матери, и роковая ошибка отца, и оправдание этой ошибки, за которую он расплатился всей жизнью, — так, словно Дан всегда это знал, но только сейчас понял с отчетливой ясностью. Это был ответ на вопросы, мучившие его с детства. Почему Господь попустил такому прекрасному человеку совершить столь ужасную ошибку? Но это было все равно, что спросить: «А почему Господь позволил Адаму и Еве съесть запретный плод?» И только сейчас он получил ответ: Господь таким образом воспитал в отце мудрость, душевную тонкость и нежность. Это был ответ на вопрос: «Зачем нужна боль?» В его голове, как луч солнца, вспыхнула строчка из старинного гимна, который так любил петь отец:

И боль, и тяготы, и горе — дар судьбы,Смывающий с души, как ливень — с крышиПыль...

Господь намеренно провел душу отца через испытание болью и разочарованием, чтобы сделать ее такой чистой и чуткой! Дан в один миг осознал это. И когда заговорил, в голосе его звучала нежность, но исходила она словно не от него, а от его отца:

— Я — Дан Баррон! А вы... моя мать? Да?

На нежном девичьем лице Лизы почти не было морщин. Только глаза выдавали ее истинный возраста: безжалостные, циничные, беспокойно блестевшие. Аккуратно подведенные губы сжались в тонкую прямую линию. Улыбки на них не было, ни намека на радость при виде сына не появилось на этом красивом, похожем на цветок лице. Это было лицо чужого человека.

— Ах вот оно что! — сказала Лиза, внимательно оглядывая юношу. — Я приняла бы вас за Джеррольда Баррона, если бы вы не представились. О чем вы говорили с моей дочерью? И вообще, какое право имели появляться здесь?

Дан спокойно, с хмурым и сосредоточенным видом, смотрел на нее, отмечая одновременно внешнюю привлекательность и внутреннюю неприглядность. Голосом, исполненным уверенности и торжественности, он ответил:

— Это право дала мне смерть!

И Лиза замерла, уставив на него испуганный взгляд.

— Он умер? — с ужасом спросила она. — Вы хотите сказать, Джеррольд Баррон умер?

Дан молча кивнул и вежливо ждал, что будет дальше. Она посмотрела на него. Если сын был сейчас так похож на отца — та же вежливая, полная достоинства манера поведения, сдержанное, умное лицо, проницательный взгляд, зачесанные назад волнистые волосы — все это перенесло Лизу в те дни, когда Джеррольд Баррон ухаживал за ней. Тогда она, по натуре поверхностная, была очарована его сильным, благородным характером, пока не увлеклась другим, не таким благородным, но дьявольски соблазнительным мужчиной.

— Вы на него очень похожи, — произнесла она неожиданно нежно, и в глазах ее промелькнула тоска по прошлому.

— О, вы не могли бы оказать мне большей чести, — ответил Дан несколько напыщенно.

— Он был очень славный! — продолжала Лиза с ноткой грустной ласки в голосе, которая когда-то, наверное, заставила обмануться Джеррольда, что и привело его к роковой ошибке.

— Он был прекрасный человек! — заявил сын в ответ.

— Да, — задумчиво проговорила Лиза. — Наверное. А вот я была недостойна его, вот в чем дело! Видимо, отсюда и все проблемы, — как будто даже с сожалением закончила она.

Коринна молча, глядя во все глаза, наблюдала за ними, — она видела мать совсем другой, такой, какой никогда ее прежде не знала. Ей были известны все любовники матери, известно, как она к ним относится, однако никогда еще не доводилось дочери видеть на ее лице такое выражение почтения и искреннего уважения — совсем не похожее на обычную для нее насмешливость или соблазнительное кокетство. Коринна наблюдала за матерью не отрывая взгляда, и на лице девушки появилась глубокая задумчивость. Значит, Лиза может быть и совсем не такой, какой она привыкла ее видеть?

Голос Дана нарушил торжественное молчание:

— Тогда почему вы вышли за него замуж?

Лиза посмотрела на своего сына, словно ее призвали к ответу перед судом. Зрачки ее расширились — неужели от страха? — с губ сорвался легкий, беззаботный смех, будто она хотела укрыться за этой напускной беззаботностью.

— Именно потому, что он был таким замечательным, а мне тогда хотелось все попробовать! — ответила она красивым переливчатым сопрано.

Дан на минуту замер, опустив глаза, озадаченный этим признанием. Затем поднял на мать ясный взгляд и, глядя на нее в упор, спросил голосом, полным отчаянной скорби:

— Но тогда... почему вы... бросили нас?

Женщина отвела взгляд, казалось, она была слегка пристыжена, но когда снова посмотрела на Дана, от ее секундного замешательства не осталось и следа, она опять заговорила тем же резким и злым тоном:

— Потому, что я по натуре бабочка. Такой уж я родилась! Я никогда не могла терпеть семейных обязанностей! — и горделиво вздернула подбородок, словно даже гордилась этим. — Я не виновата! — Последние слова прозвучали почти весело, в ее глазах заиграли веселые искорки.

— А вы простили бы свою мать, если бы она поступила с вами так, как вы поступили со своим сыном и... и со своей дочерью?

— А при чем тут моя дочь? Что я ей сделала? — резко возразила Лиза. — Я ведь, как вы знаете, взяла ее с собой. Что еще от меня нужно?

— Неужели вы считаете, что это для нее было лучше? — серьезно спросил Дан. — Лишить ее отца, да еще такого, которого вы сами только что признали замечательным, чтобы привить ей тот же образ жизни, какой вели сами — как вы выразились — бабочки?

— Ах, вот вы о чем! — беспечно откликнулась Лиза. — А почему бы ей не стать такой же бабочкой, если она хочет? У Джеррольда остался ты, и совершенно очевидно, что он воспитал тебя по своему подобию. Я считаю, что Коринна была со мной вполне счастлива. Спросите ее, испытывала ли она в чем-нибудь нужду.

Лиза стояла, меряя его насмешливым взглядом, улыбка кривила ее накрашенные губы. Лицо женщины казалось маской наигранной веселости, под которой скрывалось подлинное горе.

Дан кинул взгляд на сестру, совсем ему незнакомую.

Та стояла в нише окна и смотрела на мать с нескрываемой враждебностью. Услышав вопрос Дана, она быстро опустила глаза.

— Ах! — сказала Коринна. — О, я не знаю. Я не очень люблю бабочек. Я ведь никогда не знала своего... отца!

И тут голос ее сорвался и перешел в тихие всхлипывания. Девушка опустилась на низкую атласную кушетку, расшитую драконами, и закрыла лицо руками; слезы катились сквозь пальцы и крупными каплями падали на паркет.

Лиза закричала на нее, не сдерживаясь:

— О, ради всего святого! Еще слез мне тут не хватало! Вон с моих глаз! Ты же знаешь, Коринна, я никогда не разрешала тебе плакать, да еще по такому поводу! Рыдать о том, чего ты даже не знала! Какая глупость! Отправляйся немедленно к себе!