Обещай себе жить без драм - Анна Беляева
Настойчивый вызов с ФэйсТайм. Сейчас, похоже, Мариночка начнет взращивать его. Вот она, прямо из смартфона в душу.
– Какого лешего ты делаешь на студии, Шмелев?– у нее там волшебное зеркало, блюдущее его, или ему на телефон поставили геооперделитель, а у нее приложение, чтобы отслеживать перемещения? Ну, как с детьми.
– А ты откуда?..
Закончить вопрос он не успевает:
– Мне с поста охраны звонят, спрашивают, ждать ли меня на ночную смену, потому что ты уже здесь? Дань, какого хрена?!– голос у шатенки бешеный и озабоченный, кажется.
– Мариш, поздравь меня с днем рождения!– не отвечать на ее вопросы. Ответить-то все равно нечего.
– Ты пьяный что ли? Ну-ка включи видео!– нет, точно мамашка с непослушным подростком.
Он переводит звонок в режим видео.
– Не пьяный я,– недовольно отвечает на ее подозрение.
– Ну, и не трезвый,– констатирует женщина,– Вызывай такси и поезжай домой!
– Я к ребятам поеду,– упрямо заявляет Даня.
– Все равно на такси! Понял?
Темная медь волос завивается кольцами вокруг лица, строгие глаза смотрят на него неотрывно. Разреши в тебе утонуть, нырнув в самый зрачок? И вынырнуть через тысячу лет из другого?
– Такая красивая,– вздыхает мужчина,– а с днем рождения меня поздравить не хочешь!
– Едрить твою,– тихо ругается начальница.– Оставила детей на взрослых и ответственных людей! А хрен-то там! С днем рождения, Данечка, чтоб тебе пусто было!
Вызов завершен. А он продолжает смотреть на экран, где кажется, до конца еще не пропал ее образ. Хорошее пожелание про пусто… Ему уже пусто! Сбывается вперед ее слов!
Растягивается на скамье за камерами и, завернувшись в штормовку, закрывает глаза. У него тоже есть пожелание: пусть ему приснятся темные кудри, карие глаза, чудесная улыбка. И пусть ему будет тепло. Даже если потом будет пусто.
Но она дугой выгибает бровь и смеется, как сорванец
Этот свет никак не дает уснуть,
Не дает себя оправдать ни в чем,
Но зато он целится прямо в суть
Кареглазым своим лучом.
В. Полозкова
В три ночи его растолкал охранник. Выполз со студии, сел в машину и поехал в их Подмосковный лагерь. В пять утра лежал на кровати в собственной комнате и смотрел в потолок. А надо было бы спать. И хотелось спать, но он лежал, лениво следя за первыми рассветными лучами на стенах комнаты.
Ему тридцать. Он успешен. Счастлив. Женщинам нравится. Молодым и интересным. Что ж тошно-то так? Усталость скапливается как росинки на листьях и медленно повисает на кончиках к рассвету. Вот у него сейчас ощущение, что вся его усталость стеклась в одну огромную каплю и тянет, как тот лист или травинку вниз. И усталость не от бессонной ночи и даже не от работы, а просто от жизни. От того, что его окружает и как окружает.
Неудачно накрыло, в прошлом году. В общем-то, на пике успеха. Они получили премию за лучшее шоу на ТВ, лучший детский проект, какие-то президентские награды. И все это пролетало мимо Шмелева. Не радовало. Лучше б сразу после, хотя бы как у людей. Всех накрывает после. Он соригинальничал и тут. Солнечный зайчик замер ярким пятнышком у самого перекрестья стены и потолка. Вспомнилось.
Свет софитов рассыпался над сценой “Олимпийского”. Вся их веселая разношерстная толпа медленно скрывается в полумрак. Оставалась только Маринка, которая, убегая следом за ними, развернулась и последний раз поклонилась публике, пришедшей на встречу с участниками закончившегося сезона, а потом заспешила в общий бодрый гвалт. Он, не глядя, словно в прошлом, протянул за спину руку, а она так же, как тогда, доверилась ему, вложив свою.
Поворот головы – и у самого зрачка, как солнечный зайчик, зацепился в кофейной радужке свет блика от софита. Тогда он был счастлив. Тем, что все прошло хорошо. Тем, что публика принимала и отдавала свой восторг. Тем, что она смеялась, держась за его ладонь.
У Маринки была зажигательная радость и совершенно заразительная улыбка. От нее, как от искры огнива радостью и энергией наполнялись все в радиусе нескольких метров. Но, если она сердилась, то точно так же ее энергия наполняла людей чем-то темным и тяжелым: кого страхом, кого обидой, кого разочарованием.
Хотелось счастливой женщины, которая принесет с собой радости всем, а ему в первую очередь. Может, тогда он перестанет чувствовать, как тяжелым маслянистым весом тянет вниз усталость и тоска.
Вот ведь удивительно. В безумном позапрошлом году, когда ему сказали: все, их история закончилась, было обидно и жалко, но не тоскливо, а зло что ли. Хотелось доказать, что он обойдется. И было же еще счастливо: на съемках, на репетициях, в общих празднованиях и сабантуях. Она смеялась. Танцевала. Обнимала его аккуратно, но нежно. Ругалась с ним. Было – нормально.
Было неплохо, когда девушка появилась. Приятно. Удобно. И все еще не тоскливо. Прижало, кажется, только после той встречи со зрителями, когда держал за руку победителя сезона и радостно улыбался, а Маринка с Серегой были внизу, под сценой, ближе к толпе, присоединяясь к общей радости. Он вдруг посмотрел на знакомую кудрявую макушку и понял, что они теперь совсем врозь. Неважно, кто выше и кто ниже. Просто – врозь. Она – отдельно. Он – отдельно. Вот разъедутся на каникулы. И у каждого совсем своя жизнь. Личная.
И ведь хорошая у него личная жизнь. Покладистая. Удобная. Но в Индии, куда рвался с семнадцати лет, стало тяжко. Не от кого было зажечься радостью. Не с кем было посетовать на трудности и услышать слова поддержки. Даже можно нецензурной поддержки со вкусом ругани и наказания. Вот тут почему-то и захотелось завыть от тоски и усталости.
И то, что их накрыло в этот раз. Хорошо, пусть не их – его, а она как всегда просто “восстанавливалась”. Интересно от чего она восстанавливается после отпуска? От счастливой личной жизни, про которую никто не знает и которая не ждет ее вечерами домой? В общем, не
