Сборник Новогодних рассказов - Алина Розанова
Парень наклоняется к моей груди и обхватывает губами припухший после его пальцев сосок, прикусывает, из-за чего я издаю еще один громкий стон, а затем проводит по нему дразнящими движениями языком.
– Август… Боже… – повторяла я и шептала, как мне хорошо.
Мышцы внизу живота напрягаются, и я выгибаюсь в спине, издав победный и самый яркий стон, на выдохе произнося его имя снова и снова, пока сладкая истома не заполнила все мое нутро. Август делает еще несколько толчков, а затем его тело содрогается.
Я подняла глаза и наблюдала за тем, как его лицо искажает прекрасное выражение удовлетворенности, а на руках, что снова держат меня за талию, ярко проглядываются выступившие вены.
***
– Ты телевизор-то включи, а то чего сидишь и в стену смотришь? – пошутила я, заметив, как Август пристально глядит куда-то вперед.
– Да я что-то задумался немного, – сказал он и встряхнул головой, схватившись за пульт. – Что будем смотреть? Голубой Огонек или Голубой Огонек?
– Голубой Огонек, конечно же, – ответила ему я, широко улыбнувшись, и поставила на стол ажурную хрустальную вазочку с крабовым салатом, что так любила. Я могла его есть месяцами на завтрак, обед и ужин, но не делала этого, так как могу им настолько объесться, что на Новый год я его просто видеть не смогу.
Так, стол накрыт, шампанское я принесла, Август включил ежегодный новогодний концерт, до полуночи осталось два часа. Мой взгляд пробежался по столу: на нем прекрасная белоснежная скатерть без единого пятнышка, напоминавшая мне снег, выпавший в раннее зимнее утро; два бокала, предназначенных именно для шампанского; еда и две фарфоровые тарелочки. Торт все еще охлаждается в морозилке – о нем Август еще не знает. Я поправила платье, купленное летом на какое-нибудь торжество, но ни разу ненадеванное, и присела на кожаный диван рядом с мужем.
Время тянулось как-то чересчур медленно, чему я была благодарна от всей души. Я с замиранием сердца глядела на Августа, пока он, в свою очередь, слушал песню Аллы Пугачевой и Кристины Орбакайте – Опять метель, подпевая. И так мы сидели до тех пор, пока на экране не показался Путин на фоне красной площади и Кремля, как это и бывает каждый год. Он говорил обо всем, что произошло за этот год, который принес очень много плохого. На моих глазах выступили слезы, когда речь зашла о самолете, который двадцать шестого числа упал в Черное море, и все его пассажиры канули в неизвестность. Столько людей… Столько потерь. И скоро не станет Августа…
Потом Президент заговорил о наступлении праздника, о планах на будущий год и успехах еще пока что нынешнего года. Любимый молча недовольно качал головой и уже был готов схватить бокал и выпить шампанское залпом.
– С праздником вас, с новым две тысячи семнадцатым годом, – закончил обращение Владимир Владимирович и на экране появились куранты, начавшие отсчитывать последние двенадцать ударов.
– Ну что, открывай шампанское, скорее. Я возьму бокалы, – наспех проговорила, поднимаясь на ноги.
Послышался хлопок и взболтанное шампанское потекло из горлышка прямо на руку Августа. Только это слегка насмешило нас обоих, и парень разлил напиток в сосуды. Наконец, мы начали считать, когда услышали бой курантов. Через стены я слышала, как тем же самым занимались наши соседи и люди во дворе дома, готовящиеся запускать фейерверки.
– Один! – закричали мы хором. – Два…
Я не переживу, если с Августом что-то случится.
– Три!
Мне так не хочется, чтобы он уходил.
– Четыре.
Разве он заслужил того, чтобы умереть в таком раннем возрасте от страшной болезни? Что он сделал такого, чтобы заслужить это?
– Пять.
Это несправедливо. Мы даже не успели обзавестись детьми, чтобы после смерти у нас обоих остался след на Земле.
– Шесть.
У меня еще будет шанс, которым я не хочу пользоваться без мужа, а вот у него…
– Семь…
Он должен жить! Если бы я могла, то ушла бы вместо него.
– Восемь.
И не было бы никаких сожалений, потому что я хочу, чтобы жил именно ОН.
– Девять!
Только если бы была такая возможность…
– Десять, – заканчивали считать мы вместе с боем часов, а на улице ребята запустили первые фейерверки, рассыпающиеся в небе на миллионы ярких огоньков, что я так любила. Я перевела взгляд окно, и вместо того, чтобы продолжать пялиться в экран, наблюдала за салютом в нашем дворе. – Одиннадцать.
Он не умрет. Я не позволю… Не оставлю его… Я его люблю… И хочу, чтобы он остался жив. Больше всего на свете я желаю именно этого.
– Двенадцать!
И когда мы оба замолчали, я уже вовсю плакала. Август, заметив это, крепко прижал меня к себе, так и не отпив из своего бокала.
Четыре года назад
В метро сегодня был отменный такой час-пик. Людей в вагоне собралось настолько много, что я ощущала себя как в консервной банке. Все жались друг к другу, и дышать было попросту невозможно. Мало того, что народа навалом, так еще и зима на дворе, все в пуховиках и теплых зимних куртках – от того места еще меньше. Так как в метро гораздо теплее, чем на улице, и люди редко расстегивают верхние вещи, все потеют, и «приятный» аромат распространяется по салону.
– Осторожно, двери закрываются, – прозвучало в электричке из громкоговорителя. – Следующая станция Московская.
Так, мне еще надо проехать две станции, и я выхожу. Не люблю метро по вечерам. Хорошо, что ехать все-то три надо от работы до дома и обратно.
Я огляделась по сторонам. Люди, вымотавшиеся после очередного трудового дня, мирно сопели на своих местах, а те, кто стояли, державшись на поручни, в отличие от меня, так как я отлично держала равновесие, засыпали даже в таком положении. Некоторые держали в руках пакеты, а другие прижимали к своей груди личные вещи, чтобы никакой клептоман не выудил из сумок кошелек или мобильный телефон.
Электрический поезд пошел на резкий поворот, и вагон накренило, а так как «я же самая умная, зачем мне держаться за поручень» стояла без какой-либо поддержки, меня качнуло вместе с полом. Я обнаружила, что теряю