Любовный треугольник - Элла Александровна Савицкая
— Навсегда или нет, пока неизвестно, но Ани пойдёт учиться, а значит…
— Куда Ани пойдёт? — с неверием открывает рот мама.
Меня же снова в воронку ужаса утаскивает.
— Ты не сказала родителям? — удивляется Давид.
— Н-нет…
Я надеялась, что он забудет о том своем предложении.
— Учиться. Курсы, университет, — спокойной поясняет вместо меня, отламывая себе кусочек лепешки и отправляя в рот, как будто говорит о чем — то обыденном.
— Зачем? — всплескивает руками мама. — Когда время-то брать?
— Время найдется. Главное — желание. У Ани оно есть, правда? — бросает на меня взгляд, — вон как готовит хорошо. Почему бы не улучшить навыки?
— А мальчики? — продолжает шокировано смотреть на него мама.
— Няню возьмем. Или… — Давид вдруг задумывается, переводя взгляд с отца на мать, — Или вы можете переехать сюда и присматривать за ними.
— Мы? — хором выдают родители.
Мое сердце уже не просто вырывается, оно сходит с ума. Но идея о том, чтобы сюда приехали родители — намного лучше, чем идея с моей учебой.
— Да. На сколько я помню, в селе этим летом вы почти не работали. Рыбы не было.
— Не было, — подтверждает отец.
— Тогда зачем вам там сидеть? Приезжайте, будьте с внуками. Я сниму вам квартиру. И Ани не будет переживать о нянях, и вы будете не одни.
Мама с папой переглядываются, явно пораженные этим предложением.
— Ты правда хочешь учиться, дочь? — с сомнением смотрит мне в глаза мама.
Я же перевожу взгляд на Давида. Он, закинув назад голову, ждет моего ответа и отчего-то я знаю, что если я скажу, что не хочу — всё станет еще хуже.
— Да… — выдавливаю из себя. — Давид говорит, что мне нужно образование.
— Не понимаю зачем… — наливает себе в рюмку коньяк папа, — да и учиться можно в Ереване.
— У меня нет возможности ехать в Ереван, — произносит муж. — Или вы хотите, чтобы Ани с детьми сама туда поехала?
— Нет-нет, — тут же машет руками мама, — семье нельзя разделяться. Вон Вардан уже уехал на заработки в Ереван и что? К чему это привело?
Папа озадаченно чешет подбородок.
— Да, ты права. Бедная Зарка.
— Что случилось? — всматриваюсь в их озабоченные лица.
Тетю Зару и дядю Вардана я знаю давно. Хорошая пара, отзывчивая.
— Да нашел там себе кого-то. И развёлся, представляете?
— Развёлся? — охаю я.
— Да. Придумал тоже. Ну гулял бы и черт с ним, а ему развода захотелось. Зарке теперь все село вслед смотрит. Не удержала мужика. Позор её семье.
В ужасе прикрываю рот и замечаю, как презрительно кривятся губы Давида.
— Она здесь при чем, если это он нашел себе кого-то? — грубо спрашивает он, как будто сам не знает, как у нас смотрят на женщин, которых бросил муж.
— Будь она хорошей хозяйкой и женой, не потянуло бы его налево, — хмыкает папа, — вот меня не тянуло. Всегда домой спешил, где бы не был, а женщин рядом красивых всегда немало было. Мы же не всю жизнь в деревне жили, и по городам поездили.
Мама с улыбкой накрывает его руку.
— Я всегда старалась, чтобы и уютно дома было, и душевно, — говорит с нежностью, а мне отчего-то плакать хочется. — Поэтому и вам нельзя разделяться. Жена должна быть при муже, где бы вы не жили. Пусть даже и здесь. А я не против переехать.
С немым вопросом смотрит на отца.
— А дом наш как? — спрашивает он.
— А что дом? Голые стены. Здесь вон внуки растут. Может попробуем? Не получится, так уедем.
— Пап, соглашайся, — с замиранием сердца, складываю руки в умоляющем жесте, — здорово ведь будет.
— А, была не была, — взмахивает рукой он, потянувшись за бутылкой. — Что там той жизни осталось? Нужно прожить её так, чтобы внуки могли вспомнить деда с бабой.
Не сдержав слез, оббегаю стол, чтобы обнять их.
— Поверить не могу, — шепчу сквозь слезы, — будем снова все вместе.
Мама целует мои щеки, а папа, как всегда сдержанно, похлопывает по плечу.
— Ну-ну, что сразу реветь-то? — наполняет их с мужем рюмки.
— Спасибо, — одними губами говорю Давиду, пока он пристально наблюдает за нами.
Кивнув, он тянется и забирает свой коньяк. Махом опрокидывает его.
А когда я вновь занимаю своё место, склоняется ко мне ближе.
— Как так получилось, что мои родители в курсе твоей учебы, а твои нет?
Съеживаюсь под его пытливым взглядом.
— Я не успела рассказать, — шепчу тихо.
— За неделю?
— Хотела при встрече.
— Ну-ну…
50 Давид
— Что это?
— Смотри.
С улыбкой наблюдаю за тем, как Оля открывает коробку, которую я ей вручил.
— Помада? — удивляется с тихим смехом.
— Мхм, твоя любимая.
— Моя? — точеные брови сходятся к переносице, а потом она догадывается, — Красная…
— Да.
Отставив коробку на стол, Оля снимает защитную пленку, колпачок и с умилением рассматривает помаду ядреного красного цвета. Сегодня поехал в торговый центр посмотреть пацанам подарки, а когда проходил мимо магазина косметики, зацепился взглядом за помады и решил, что надо взять. К Новому Году я купил ей ещё один подарок, но помаду захотелось вручить сейчас.
— Я раньше всегда такой пользовалась, — смеётся Оля, — думала, если буду красить красным губы, то буду выглядеть соблазнительнее и ты обязательно меня заметишь.
— Я замечал, — склоняю на бок голову, следя за тем, как она подходит к зеркалу, висящему на стене и проводит помадой по губам, — она меня жутко бесила.
Её рука застывает. Оля вопросительно смотрит на меня.
— Бесила?
— Да. Я хотел её стереть с твоих губ. Мылом смыть буквально.
— Почему?
Возвращается к процессу, и докрасив, подходит снова ко мне. Губы ярко выделены, подчеркивая красивую форму, и мне снова адски хочется стереть её.
— Я пытался убедить себя, что это от того, что ты с ней выглядишь развратно.
Гордо вскинув бровь, Оля складывает руки на груди.
— А на самом деле?
— А на самом деле у меня колом стоял каждый раз, когда ты так красилась.
Открыв рот, она тут же быстро смыкает его и закусывает губы, пряча их от меня.
— Так вот зачем этот подарок? — хмыкает, хитро подначивая, — Дешевле виагры и побочек меньше?
Закинув голову назад, громко смеюсь, а потом тяну её к себе за руки.
— Язва, — запускаю пальцы в распущенные волосы, и губами прижимаюсь к её скуле.
Моя язва…
— И тебе себя совсем не жаль? — говорит с улыбкой, пока я теряю себя в том, как глажу стройную спину и сминаю руками талию.
— В смысле?
— Буду красить ею губы каждый день. А страдать ведь тебе.
Страдать… проклятье
