Невыносимая для Мерзавца - Евсения Медведева
Но с каждой новой беременностью Веру просто накрывало… Она с ума сходила при мысли о шоколадном батончике. Бредила ими, плешь Мятежному проедала! А потом снова и снова попадалась за поеданием конфет.
Последним был Владик. Но прошло уже семь лет! Он думал, что и заскоки жены ушли в далёкое прошлое, но вот опять… Он стиснул в ладони обёртки и резко вскочил, подходя к злющей Вере.
Она сжимала губы. Сыпала молниями ярости из глаз, но не показывала ни чувства вины, ни уж тем более страха и смирения…
– Грушенька, – прошептал он, цыкая сыновьям, чтобы исчезли, пока он тут мать их немного повоспитывает. Мальчишки прижались к стене, желая раствориться, но Вера тоже была готова к тому манёвру и выкинула руку, сжимая пальцы на перилах лестницы в мёртвой хватке.
– Я вам говорила, чтобы не трогали Славика?
– А я тебе говорил, чтобы ты не ела шоколад?
– А я не с тобой говорю, Мятежный!
– А я с тобой, плодово-ягодная моя!
Между ними всё искрилось, даже воздух пылал синим пламенем. Дети вжались в угол, пряча улыбки, потому что знали, что лучше бы не встревать, когда взрослые открывают сезон охоты друг на друга.
Парни толкались, безмолвно делая ставки, но и это было бессмысленно. В этой войне никогда не было победителей. Родители просто доводили друг друга до сумасшествия, а потом обнимались, и в их семье снова мир наступал…
– Кому сказал – брысь! – шикнул Мятежный, от которого не утаились смешки сыновей.
– Кому сказала стоять и не двигаться? – парировала мать, сильнее сжимая балясину, казалось, ещё мгновение, и лакированное дерево в щепки разлетится!
– Дышать-то хоть можно? – шепнул Егор, слишком поздно пожалев о дерзкой смелости.
– Можно! – хором ответили папа и мама.
– Ой, там, кажется, Майка приехала, – Владик прижался к стеклу и рассмеялся. – Она не одна! С хахалем! Наша Майка втюрилась! – он быстро распахнул окно и заверещал во всё горло: – Жених и невеста, тили-тили-тесто!
– Мы ещё поговорим, – угрожающе протянул жене Мятежный и подошел к сыну, чтобы посмотреть издалека на того смертника, решившего, что имеет право встречаться с его старшей дочерью.
– Мам! Пап! Майка хахаля своего привезла! – басистый хохот Андрея раздался где-то внизу, а через мгновение мальчишек ветром сдуло.
Мятежный не мог не воспользоваться моментом. Схватил жену и зажал в угол, зарываясь носом в её шелковые волосы.
– Грушенька, мы же с тобой, вроде, договорились! Ты не ешь шоколад, а я не курю…
– Тогда какого фига от тебя вчера несло, как от пепельницы?
Вера так и не научилась сдерживать этот предательский стон… Она так и не выработала броню, за которой могла прятаться от возбуждения, желания, от той власти, которая уничтожала её силу сопротивления. Опустила руки на шею мужа, пробежалась ноготками, зарываясь в волосы, и улыбнулась.
– Ничья?
– Да не я это! Брат твой курит как паровоз!
– А ты рядом стоял, да? – рассмеялась она.
– Почти… Ладно, делать что будем? Сразу хлебальник разбить этому смертнику, или темноты дождёмся и на пляже прикопаем?
– Не говори ерунды! – Вера поцеловала мужа, чуть замедлившись, чтобы прикусить нижнюю губу. – Конечно, темноты дождёмся, а я пока веночек сплету по-быстрому.
Нравились ей эти мгновения единения. Тишина, трескучее напряжение вокруг и его тяжелое дыхание, выдающее ломающуюся выдержку. Не одна она была слаба, Мятежный тоже никогда не мог злиться дольше пяти минут. Всё, так или иначе, заканчивалось сексом. И сейчас бы закончилось, если бы не крики с первого этажа.
– Ты в душ, а я пока возьму удар на себя, – она мягко оттолкнула мужа, мечтательно закусила губу, так красочно представляя картину упущенного и страстного примирения. – Мятежный, мы не можем запороть наш первый раз! Это первый парень, которого наша дочь привела знакомиться.
– Он же станет и последним…
Мятежный был настроен решительно. Так уж вышло, что у него четверо детей, но всего одна дочь. И абы кому он свою принцессу отдавать не намерен! Пусть этот поц руки держит при себе, пока инвалидом не остался.
И столько ярости в нём было, столько злости! Он помнил вечер пятницы, когда вернувшаяся из универа Майка весело прощебетала, что в воскресенье будут гости. Дочь, ровно, как и её мать, слишком хорошо знала слабости папочки любимого, поэтому и методы его обезоруживания были отточены долгими годами: милая улыбка, объятие, взгляд, полный любви, и легкий поцелуй в щетину.
Он не мог запретить.
Не мог запереть дочь, хотя очень этого хотел… Но не мог и не навести справки про её этого ухажера долбаного. Осталось только жене признаться, что ослушался и прощупал всю его семейку.
Мятежный ворвался в душ, встал под прохладные струи, смывая тяжесть с натруженных мышц. Он столько об этом думал… Столько фантазировал, доводя себя до инфаркта, но вот когда дочь заявила о своей увлеченности, он до сих пор не верил в то, что это может быть любовью, оказался совершенно разбит. А когда вышел, то на глаза вновь этот Славик попался, усыпанный фантиками.
– Стоп…
Щекочущее нервы подозрение нахлобучило его так стремительно, что даже дыхание оборвалось. Придурок! Как же он уже забыл…
Эти истерики жены он уже проходил трижды. Они были ему так знакомы, так понятны и привычны… Первый раз – с близнецами Майкой и Андрюхой, следующим был Егорка, а потом и Владик… Она что, намекнула? Или издевалась? Это шутка такая?
– Гребаный ты экибастуз! – рявкнул Мятежный и кубарем бросился с лестницы. И даже успел, потому что когда в последний момент схватил жену за локоть, отталкивая в их спальню, наткнулся на хитрый и переполненный коварством взгляд…
– Груша…
– Поздравляю, Мятежный!
Супруга даже сопротивляться не стала! Сдалась, рассыпая по комнате свой легкий смех. Вера была так счастлива, и сдерживать этот порыв уже было просто невыносимо!
Казалось, уже жизнь устаканилась. У них четверо прекрасных детей, дом, шикарный задний двор, густая плодовая роща, будоражащая ароматами цветения по весне. Всё удалось. Она воплотила все свои мечты. Стала независимой, любимой, абсолютно счастливой!
Но всё же Вера тосковала. Ей нравилось ощущать пьянящую душу сладость детской кожи, нравились и бессонные ночи, и то перманентное чувство тревоги, в котором родители находятся лет до пяти.
Владику в этом году уже в первый класс идти, он вдруг стал таким взрослым, серьёзным, больше не приходил в родительскую спальню под утро, а Вере было от этого тоскливо… Она так ждала
